— Много чего. Они обыскали весь дом в поисках денег. Затем увезли тело дяди Мэтта. Хи и шериф Филлмор забрали все бумаги, дядину трость, твой пиджак и мое грязное белье, взяли даже простыню с моей постели — и я желаю им удачи с ней.
Феррон смотрел на ее руку, которой она держала чашку. Он не сразу уловил, что изменилось — наконец понял: Марва сняла кольца. Он спросил:
— Все уехали с Тэйером и Филлмором? Никто не пытался приставать к тебе?
— Нет, — сказала Марва и глотнула дымящийся кофе. — Я думаю, ни у кого из них не было с собой пятисот долларов.
Феррон потер рукой горевшее лицо и, немного подумав, сказал:
— По дороге я останавливался возле почты и имел небольшой разговор с Ханной.
— Ну, и что?
— Она спешила разобрать почту и собиралась пойти в церковь, поэтому я мало что узнал. Только спросил, кто мог знать о том, что у твоего дяди были деньги. '
— Почему спросил именно у Ханны?.
— Она знает город.
— Да, конечно.
— Мне показалось подозрительным, что Бемис так быстро приехал" сюда после того, как его жена слышала твой разговор с телефонисткой.
Марва допила кофе и налила еще.
— Ты, наверно, никогда не жил на ферме, Эд?
— Нет.
— И никогда не пользовался общей деревенской телефонной линией?
— Нет.
— Один продолжительный звонок означает тревогу. Скажем, пожар или кто-то пострадал. Любой, кто слышит такой звонок, подключается, на случай, если может чем-нибудь помочь.
— Это как будто снимает с Бемиса подозрения?
— Как будто.
— Ты знаешь, что Ханна и Джил Оппенхайм помолвлены?
Марва прикурила вторую сигарету от окурка.
— А что я должна делать? Биться в истерике? Мой роман с Джилом кончился четыре года тому назад, если можно назвать романом несколько поцелуев. Рада за Ханну. Кто-то же должен выйти замуж за деньги Оппенхаймов. Пусть это будет Ханна. Насколько я помню, ее единственной мечтой всегда были деньги, много денег.
— Ты не любишь ее?
— После того, что она мне вчера устроила, нет, не люблю. Хи сказал тебе, когда назначено судебное дознание?
— Завтра в два часа у Байнарда.
— Туда они вчера увезли дядю Мэтта.
— Так. Ну, а теперь съешь немного бекона с яйцами.
Марва покачала головой:
— Мне не хочется. Как это ни странно, совсем не хочется есть. Возможно, потому что не знаю, какую мерзость эти самодовольные тупые идиоты намерены сотворить. Всю ночь я не спала, нервничала. А теперь ты сообщил мне, что Хи предлагал эту сделку.
— Но я не принял его предложение.
— Теперь они придумают еще что-нибудь.
— Да, конечно.
— Это странно, но с того самого момента, как я сошла с поезда, у меня возникло чувство: что-то или кто-то действует против меня, кто- то ненавидит меня и собирается причинить вред. — Она затянулась сигаретой. — А потом этот мистер Робертс со своей проклятой фотографией.
Феррон старался не думать о фотографии.
— Кто у вас окружной следователь?
— Доктор Мэзон. Во всяком случае, был, когда я уезжала. А что?
Феррон нашел другую чашку, налил себе кофе.
— Он может доказать нашу невиновность. И он это сделает. Мы видели, как кружатся ястребы, со станционной платформы. Твой дядя уже тогда был мертв. Вскрытие покажет это. Следователь доложит о результатах вскрытия, и все узнают: полковник был уже мертв за два часа до того, как мы приехали в дом.
Марва покачала головой:
— Сомневаюсь. Я не надеюсь на это.
— Почему же? Для квалифицированного доктора довольно несложно установить приблизительное время смерти.
— Возможно. Но это не относится к доктору Мэзону. Если в городе есть больший пьяница, чем был мой дядя, то это именно он. Основную часть времени он пьян и почти ничего не соображает. Но даже когда трезв, вряд ли кто в здравом уме доверит ему вскрыть фурункул.
— Костолом?
— Да, кроме того, как почти каждый в городе,* он слушается приказов Оппенхайма.
— Ты думаешь, он помог Тэйеру состряпать против нас ложное обвинение?
— Нет, — сказала Марва — этого я не думаю. Но если суд присяжных признает нас виновными в убийстве дяди Мэтта, он наверняка и пальцем не пошевелит, чтобы помочь нам.
— Тогда, может быть, нам подыскать адвоката?
— На какие деньги? — Марва посмотрела на Феррона через стол. — Может быть, ты в состоянии нанять адвоката. Я не могу. Я посылала дяде ежемесячно пр двадцать пять долларов, платила за жилье и питание. И маникюр и педикюр, массаж и прочее. А кроме того, нужно было приобретать вечерние туалеты для работы в клубе. Я не могла скопить денег. После покупки билета у меня осталось двести двадцать пять долларов на жизнь до тех пор, пока я найду новую работу. А на двести долларов даже в Бэй-Байу невозможно нанять хорошего адвоката, если на вас висит обвинение в убийстве и крупном хищении.
— Ну, а что, если продать кольца? Ты могла бы получить за них крупную сумму.
— Не больше пятидесяти долларов.
— Как так?