— В воскресенье утром ты возвращалась из церкви и встретила меня около издательства «Пикайун». Ты поняла: я хотел получить информацию. Ты знала: Ярнелл слаб и за несколько долларов выболтает все. Вот почему ты появилась на площадке аттракционов и следила за мной. А когда я спросил о людях, которые берут почту издательства «Пикайун», ты приняла меры. Уехав с площадки, ты позвонила Ярнеллу и назначила ему свидание у ресторана Келли. Он пришел в кабину повара с тобой. Тогда-то к твоей юбке пристал репейник. Но единственное, что успел Ярнелл — это снять пиджак и один ботинок. Ты застрелила его из того самого револьвера двадцать второго калибра, из которого стреляла в собаку полковника Миллера.
Ханна встала и подошла к двери спальни.
— Видно, надо было застрелить тебя, вместо Банджо.
Феррон пошел за ней.
— Тогда сегодня вечером не пришлось бы посылать Джила, чтобы он подхлестнул ребят устроить мне суд Линча. Итак, что мы будем теперь делать?
Ханна стянула ночную рубашку через голову.
— Пойдем к Хи Тэйеру и поговорим. Ты предъявил целый ряд обвинений, посмотрим, сумеешь ли ты их доказать. — Голая, она невозмутимо прошла через спальню и выдвинула один из ящиков платяного шкафа, как будто в поисках чистого белья. — Только ты не сможешь ничего доказать.
Она повернулась к нему с длинноствольным револьвером двадцать второго калибра в руках.
— Ты не пойдешь к Хи. Ты вломился сюда, ко мне. Я буду кричать, громко кричать, а затем выстрелю тебе прямо в лоб.
Феррон отступил.
— Ты с ума сошла.
— Нет, я просто хочу стать миссис Джильберт Оппенхайм. Когда я ей стану и уберу с дороги старика, то наведу в городе свой порядок. Но едва ли мы с Джилом останемся здесь. Представляешь ли ты себе, что значит день за днем, неделя за неделей жить, как в заключении, в маленьком речном городке, качать орган и петь — «Будь верен мне», в то время как ты-жаждешь всеми фибрами души своей оказаться в «Сторк-клубе» или в ресторане «Двадцать один», сидеть за стойкой бара во Французском квартале с бокалом бурбона и общаться с людьми, которые не говорят о хлопке, табаке, детях и спасении души. Я сыта по горло городишком Бэй-Байу. Сыта. Понимаешь? И Джил — мой единственный шанс выбраться отсюда.
— Ты его не получишь, если убьешь меня.
— Я попытаюсь.
За спиной Феррона, в дверях, устало прозвучал голос Хи Тэйера:
— Не надо этого делать, Ханна.
Девушка схватила ночную рубашку с кровати свободной рукой и прикрылась ею.
— Что ты здесь делаешь, Хи? Подглядываешь?
Феррон медленно повернулся. Тэйер выглядел усталым. -
. — Ищу Феррона, — сказал он. — После того, как я поговорил с Биллом Ярнеллом, стало ясно: Феррон может зайти сюда.
Эд взглянул на Ханну. Ствол револьвера в ее руке смотрел в пол. Губы шевелились, как будто она говорила, но не было слышно ни звука. Он видел, каждый мускул ее тела содрогался от напряжения, когда она произносила:
— После того, как ты говорил с Биллом? Но он же мертв.
— Нет. — Помощник шерифа покачал головой. — Ты слишком поспешила, Ханна. Доктор считает, что он выкарабкается. Но есть еще полковник Миллер.
Ханна уронила ночную рубашку и аккуратно положила револьвер на ночной столик. Ее принужденная улыбка была ужасна. Она пригладила волосы ладонями и прижала их на шее.
— Посмотри на меня, Хи. Я нравлюсь тебе?
— Ты всегда нравилась мне, Ханна. — Тэйер покраснел.
— Ты считаешь, я красива?
— Очень.
— Я могу стать твоей. Убей сейчас Феррона, чтобы я могла выйти замуж за Джила. А когда получу деньги Оппенхайма, мы вместе с тобой сможем управлять городом. Или уедем, куда ты захочешь.
Тэйер, еще больше смутился:
— О, Ханна! Пожалуйста! Не усложняй еще больше положение. Невозможно скрыть убийство. Я послал фотографию с подписью на проверку в Нью-Йорк — Марва никогда не представала перед судом. А кроме того, здесь со мной мистер'Оппенхайм и несколько человек понятых.
В соседней комнате кто-то покашлял. Руки Ханны опустились, губы скривились, будто она собиралась заплакать. Затем, с сухими глазами она легла ничком на постель и принялась бить по ней кулаками.
— Ты вычислил ее? — спросил Тэйер Феррона.
Феррон кивнул.
— Ребята здорово тебя потрепали?
— Как видишь. Ничего страшного. Заживет. — Феррону не хотелось больше смотреть на Ханну. — Я здесь больше не нужен? Могу уйти?
— Да. Лучше тебе уйти. Но я хочу, чтобы ты опознал кое-кого сегодня вечером или завтра утром.
— Лучше завтра.
Феррон прошел в гостиную, где царило напряженное молчание. Люди расступились, чтобы он мог пройти. Никто не заговорил с ним. Он оглядел всех единственным здоровым глазом и спустился по лестнице на улицу. Собравшиеся на тротуаре смотрели, как он проходил, затем отворачивались.