— Сколько ей лет? — Ким требовательно глядит на президента.
— Полных? — президент роется в памяти, год рождения, день рождения… — По паспорту шестнадцать, а что?
— Вот! — торжествует Ким. — А ведёт себя с нами, как равная!
— Вы тоже ведёте себя со мной, как равная, хотя в два раза моложе меня, — усмехается ДонУк, затем улыбается ещё шире. — У вас тоже, по вашему мнению, ужасный характер?
Ким вскакивает, мгновенно загоревшись гневом.
— ЧхеВон, успокойся, пожалуйста, — увещевает президент. — Ничего страшного не происходит, обычный рабочий момент. Кстати, Ким Лалиса считает, что решение не принимать её в трейни по итогам прослушивания абсолютно верное.
— Не уверен… — бурчит ДонУк.
— ЧхеВон, я правильно понимаю, что ты против заключения договора с группой Лалисы? — президент дипломатично уводит разговор в сторону. — Клип тебе не нравится?
— Клип мне нравится, — недовольничает, но уже не полыхает гневом ЧхеВон, — мне эта девчонка не по нутру.
— Хорошо. Давай тогда отпустим тебя, и решим дальше, что делать. Дело в том, — торопится сказать президент, — что вам по работе и не придётся пересекаться. Ты же видела! Она сама на этом настаивала.
— Аннён, — старательно вежливо утверждает Ким и направляется к двери. — Мне действительно есть, чем заняться.
Президент по уходу своей любимой женщины замечает, как выдыхают облегчённо мужчины. Себе он этого не позволяет.
— Что скажете? — обращается к сотрудникам с неопределённым вопросом.
— Девочка — бриллиант и надо её брать на любых условиях! — прямо высказывается сонсенним Кан.
— Пожалуй, слишком сильно сказано, но в целом соглашусь, — кивает менеджер Им.
— Вам не нравится определение «бриллиант»? — доброжелательно любопытствует Кан.
— Нравится, — ответно улыбается менеджер. — Меня пугают «любые условия».
— Исправьте, — предлагает Кан.
— Хорошо. На любых условиях, но в разумных рамках.
— Замечательно, — резюмирует президент. Про себя думает, насколько легче проходит обсуждение, когда в нём не принимают участие женщины.
— Агентство должно иметь свою выгоду, — продолжает ХёнСок. — Не думаю, что Лалиса этого не понимает. Она девушка разумная.
— Холь! — восклицает ХёнСок, когда сотрудники покидают его кабинет. Поймал и прижал ускользавшую до того мысль.
«Намучаемся, как с Дженни», «сложный характер» и всё прочее… а что, если… — ХёнСок радостно улыбается. Всё-таки в работе руководителя есть вкусные моменты.
Окончание главы 12
.Глава 13. Ещё одно насыщенное воскресенье
Место действия: международный аэропорт Инчхон.
Время действия: 8 ноября, воскресенье, 09:35
Девочки, в большинстве своём, дуры. Вот и я веду себя, как дура. Сначала страдала от воспитательного прессинга хальмони, теперь расстраиваюсь от того, что они, хальмони и харабоджи улетают домой.
Не только у меня настроение близкое к нулю. Вся женская часть семьи чуть не в трауре, один папочка спокоен. Подозрительно как-то спокоен.
Объявляют посадку наш рейс Сеул — Бангкок, сейчас мы подведём старших к терминалу, а там останемся по разные стороны ограждения. У терминала старшие обнимают всех поочерёдно. Как всё и всегда в Корее, согласно табеля о рангах. Папа, мама, сестра и после всех — я.
Харабоджи крепко меня притискивает, ни о каком отторжении и отстранённости речи уже не идёт. Вполне естественно целую его в щёку. Подержав ещё немного, харабоджи передаёт эстафету хальмони. Та прижимает меня ещё крепче, расцеловывает, глаза наполняются слезами. Как по команде и у меня вытекают из глаз две мокрые дорожки.
— Веди себя хорошо, внучка, — не удерживается от назиданий Пакпао, но не осуждаю. Что-то же она должна сказать на прощание.
— Будь хорошей дочерью своим родителям, — желает на прощание.
— Самой лучшей, — соглашаюсь и не удерживаюсь от шуточки. — Намного лучше СонМи.
Пакпао, неожиданно для себя хохотнув, привычно замахивается, но от подзатыльника удерживается. Щиплет за щёку. СонМи смотрит мрачно, но общую, мгновенно куда-то испарившуюся, пафосность вернуть не в силах. Родители смотрят на меня со старательным осуждением.
— Ну, хорошо, хорошо, — я на всё согласная, — буду намного хуже СонМи.
Хальмони и харабоджи уже вместе хохочут.
— Нет уж, сонни, — харабоджи вытирает платочком весёлые слёзы, — будь самой лучшей. И СонМи пусть будет самой лучшей.
На этом мы достигаем консенсуса, который не стала разрушать. Иначе прощание окончательно в цирк превратится.
Всё равно становится грустно всем, когда старшие уходят и пропадают в длинных извилистых кишках терминала. Молча возвращаемся. Оно, наверное, и так само собой получилось, но идём согласно традиции. Родители впереди, мы с сестрой — сзади.
— Зачем ты сказала хальмони, что будешь лучше, чем я? — дёргает меня СонМи, стараясь, чтобы родители не услышали.