Шаг в аномалию

После чего уже бывший мичман, приказал сыновьям разжигать огонь и греть похлёбку, которую принёс в котелке Павел. Сазонова же он попросил пройти в землянку, чтобы поговорить, не опасаясь лишних глаз.

— Они тут не ходят, — махнул Васильев в сторону леса. — Но, так, на всякий случай.

Внутри было сумрачно и сухо. Николай тут же снял с единственного окошка в потолке занавесь из плетёного лыка и внутри стало чуточку посветлее. Присели на лавку. Сазонову тоже был предложен рыбный суп с какой-то разваренной кашей, от которого Алексей поспешил отказаться. Хозяин же был голоден и, попросив извинения, принялся за еду.

— Ты рассказывай, майор, — проговорил Васильев. — Что там в мире делается?

Отставив котелок с оставшимся там супом сыновьям, Николай, утеревшись рукавом, снова повернулся к майору. Во взгляде его что-то поменялось. Со временем, насколько видел Алексей, с мичмана спадала какая-то отчуждённость, Николай как будто оживал, возвращаясь к себе прежнему. Васильев внимательно слушал рассказ гостя, подперев голову кулаком. Рассказ об аномалии его, было видно, не особо волновал. Видимо, столь долгое житьё среди мест, не тронутых цивилизацией, заставило его философски относится к произошедшему. Гораздо больше его заинтересовал рассказ майора о тех глобальных переменах, что были в мире. Известие о развале СССР повергло его в глубокий шок.

— Развалили таки, сволочи! — глухо проговорил он, отставляя котелок. — Никто же не верил, что такое случится.

— Случилось, — развёл руки Алексей.

— Ладно, прибалты пытались таможни ставить, в заграницу игрались, — говорил Васильев, потирая виски. — Погоди, а Минск — тоже заграница?

Сазонов угрюмо смотрел на мичмана.

— Вот те на! — воскликнул он. — Мой брат родной теперь иностранец!

Васильев, находясь в сильном волнении, встал и начал прохаживаться по земляному полу.

— Николай, ваш черёд рассказывать, что с вами было, — напомнил мичману Сазонов.

Николай кивнул, но сначала, немного смущаясь, спросил, есть ли у Сазонова что-нибудь сладкого с собой. Алексей достал из кармана жестянку с мятными леденцами:

— Только это.

— Отлично! — Николай быстро сцапал плоскую коробочку и, торопясь, открыл её.

После этого он рассказал, что с ними случилось за эти годы. По словам Николая, они с Виктором уже отчаялись дождаться помощи. Попал он сюда по глупости. Находясь на посту у аномалии, молодой мичман, лишь двадцати двух лет от роду, решил разглядеть это чудо поближе. Присев на корточки у ямы, испытывая неодолимое любопытство, Васильев лишь протянул руку, а аномалия буквально затянула его внутрь. Он не успел даже вскрикнуть, как оказался в густой траве. Вместо полярной ночи вокруг было залитое ярким солнцем поле. Тогда ему вдруг стало плохо, грудь будто сдавило неведомой силой, голова закружилась и мичман повалился на колени. А спустя несколько секунд на него свалился Сафаров.

— А я только привстал, — говорил Николай. — А мысли в голове путаются и шевелиться не могу. Хотел тогда крикнуть что-то, но горло пересохло, так я только и свистнул. А потом звуки на меня как накинулись — все подряд: шум прибоя, ночные крики птиц, стрекот насекомых, посвист ветра. Ну, я и сел, за голову схватился, — хрипло рассмеялся Николай.

Почему они не вернулись назад сразу, Васильев уже не вспомнил. Находясь в ошеломлённом состоянии, они побрели прочь от места перехода. Вскоре они наткнулись на труп человека. Облепленный мухами бородатый мужчина, лишённый руки по локоть, валялся в траве. Его лицо сохранило то мучение, которое он испытывал перед смертью. Документы франкоязычного канадца до сих пор хранились у Васильева. Спустя несколько минут они, наконец, поняли, что с ними произошло. Похолодевшие от осознания этого, мичманы с остервенением искали окно аномалии, но так и не смогли найти его. Поиски продолжались несколько дней.

— Оно открывалось лишь на двое суток, — проговорил Сазонов.