Я с трудом сдерживаю смех. Подобная заинтересованность в моем благополучии беспрецедентна. Ферн никогда не давала мне денег. Все последние двадцать лет она вообще не обращала на меня внимания. Но прямо сейчас я вижу, что она чуть не плачет.
– Прости, – наконец говорю я. – Если ты серьезно, это невероятно великодушно с твоей стороны.
Ферн открывает сумочку, достает компактное зеркальце, вытирает указательным пальцем по очереди каждый глаз и захлопывает коробочку.
– Тейт, но учти, халявы не будет. Прямо сейчас у меня жуткая запарка. Самое напряженное время года. И мне отнюдь не помешает помощь в отеле на Скотт-стрит. Отправлю тебя на кухню. Учитывая твою… так сказать, ситуацию, я не могу доверить тебе обслуживание гостей.
– Ты хочешь, чтобы я работала в отеле? – ошарашенно спрашиваю я.
– Но тебе ведь нужна работа?
– Да, – соглашаюсь я.
– Ну и кто еще согласится тебя нанять? Ведь, как ни крути, придется признаться, что тебя выпустили под залог… и объяснить, что конкретно тебе вменяют. Хочешь не хочешь, а придется, – настойчиво говорит она, заметив, что я собираюсь протестовать. – И не волнуйся. Я буду тебе платить. А также покрывать судебные издержки.
– Ферн…
– Но есть одно условие. – (Я круглыми глазами смотрю на сестру.) – Я хочу присутствовать на каждой встрече с адвокатом.
– Это совершенно необязательно, – возражаю я.
– Нет, обязательно.
– Но почему?! – Из моей груди вырывается стон отчаяния.
– Потому что я тебе нужна. Я собираюсь за тобой приглядывать. А поэтому я должна знать, что происходит.
Я смотрю на сестру, обдумывая ее слова.
– Для тебя это будет самая невыгодная сделка. Ведь адвокат – удовольствие весьма недешевое. А персонал можно нанять в агентстве. Тогда на кой черт я тебе сдалась?!
– Потому что ты в беде, Тейт. – Ферн на секунду закрывает глаза и делает глубокий вдох. – Ты гибнешь. Что видно невооруженным глазом.
Смущенная тем оборотом, который принял наш разговор, я бросаю взгляд в сторону Джоша, но он лишь ухмыляется:
– На Рождество я тоже собираюсь работать в отеле на Скотт-стрит. Давай, Тай-Тай, будет весело.
Когда Джош был совсем маленьким, он всегда меня так называл, и, услышав свое старое прозвище, я почувствовала, как на душе сразу стало теплее. Я посмотрела на Ферн. Она, как и Джош, ободряюще мне улыбалась.
– О’кей. Спасибо большое, – соглашаюсь я.
После их ухода я иду в спальню, вытаскиваю из-под подушки свой новый телефон и снова включаю громкость. Затем печатаю сообщение:
Прости. Она никогда не навещает меня. Как правило.
Вскоре приходит ответ:
Она поняла, что это я?
Нет. Но слышала, как хлопнула входная дверь.
Прости. Не удалось уйти бесшумно.
Все нормально.
Чего ей было нужно?
Она знает, что меня арестовали. Собирается заплатить за адвоката. Собирается присутствовать на всех встречах с адвокатом.
Ты серьезно?
Да. Но не волнуйся. Я что-нибудь придумаю.
Поговорим об этом завтра. Ты, наверное, жутко измучена.
Да. Так и есть.
Поспи немного.
Угу. Завтра поговорим. Спасибо за телефон.
Ти, это самое меньшее, что можно было для тебя сделать. Это, наверное, было настоящим кошмаром. XX[3]
Вызываю огонь на себя.
Добавив поцелуйчики, я отправляю сообщение.
Глава 16
Мой рабочий день в отеле Ферн начинается в восемь утра, когда первая смена уже в разгаре и кухонный персонал, отвечающий за приготовление завтрака, трудится не покладая рук. В мои обязанности входит разборка подносов, которые приносят Джош и другие официанты, укладка отсортированной грязной посуды и столовых приборов в решетчатые пластиковые ящики и смывание пищевых остатков кухонным шлангом. Подносы я ставлю на конвейерную ленту; по ней они попадают в моечную машину, где обдаются струей кипятка и откуда затем появляются сухими и блестящими, после чего их уже можно составлять на полки из нержавеющей стали. Я выполняла работу и похуже – впрочем, как и большинство безработных актеров, – тем не менее от перетаскивания тяжелых ящиков жутко болят запястья. Поскольку у кухонного шланга мощнейший отплеск, всякий раз, как я направляю шланг на неподатливое пятно беарнского соуса или на присохший тирамису, мелкие кусочки пищи оказываются у меня на шее, в волосах, а в случае потери бдительности и во рту.