Шаг в сторону. За чертой инстинкта

Не случайно привёл я в начале этой главы не совсем типичный пример с Татьяной Андреевной, от которой ушёл возлюбленный, намного моложе её. Ей помогли в кризисном отделении, сумели убедить в необходимости жить. Доказали, что в ней ещё нуждаются студенты, которых она учит, и дочь, которую она воспитала. Показали, что она нужна и своим друзьям. Хотя добиться этого удалось не сразу – пациентка долго оставалась безразличной к жизни и твердила одно: «Мне незачем жить…» Это исключение из правил заслуживает внимания и говорит, что даже набившие всем оскомину любовные передряги не так безопасны и легки, как кажутся на первый взгляд, и могут привести к самым тяжёлым последствиям.

Опыт первого в нашей стране кризисного отделения, появившегося в 1980 году, показал, что его потенциала вполне достаточно, чтобы справиться с самыми серьёзными человеческими проблемами. Однако то ли я по природе своей такой сомневающийся во всём человек, то ли и впрямь было здесь что-то, вызывающее у меня серьёзные сомнения, но я не ощущал никакого восторга по поводу знакомства с этой новой, такой вроде бы нужной и важной для людей службой заботы о его душе. Наоборот, я продолжал испытывать гнетущее чувство от нахождения в стенах кризисного отделения, разгадку которого, похоже, наконец нашёл, однако от самого тягостного ощущения не освободился.

Да, я знал и видел, что примерно пятая часть находящихся в стационаре людей не имели отношения не только к самоубийству, но даже – к декларируемому здесь «психологическому кризису личности». Это, как бы помягче сказать, нужные, блатные пациенты, у которых, конечно же, имелись какие-то проблемы, по которым они сюда формально были определены, но по большому счёту им тут делать было совершенно нечего. Кто-то, находясь здесь, дописывал диссертацию, кто-то проводил взятый в институте академический отпуск, а кто-то просто переживал тяжёлую ситуацию на работе. Но дело было, конечно, не в этих двадцати процентах «левых» пациентов – они в советских больницах подобного типа имелись всегда. Загвоздка заключалась в том, что из оставшегося числа более половины тоже находились здесь, что называется, «не по делу». И хотя врачи явно не говорили мне об этом, но это было понятно из разговоров с ними: в центре собран такой мощный психотерапевтический и психологический потенциал, но лишь десять-пятнадцать процентов пациентов стационара реально нуждаются в нём. Речь шла об упоминаемых уже случаях трагической утраты единственных детей, пожилых супругов и о попавших в кризис подростках.

Складывалось ощущение ведения стрельбы из пушек по воробьям. Чтобы лучше понять специфику работы этого особого медицинского учреждения, я решил обратиться за помощью к постороннему человеку, но тоже большому профессионалу в области психотерапии. Доктору медицины, врачу одного из психоневрологических диспансеров Москвы, моему старому знакомому Владимиру Файвишевскому. И услышал от него следующее: «Учреждение службы помощи человеку, оказавшемуся в критическом, кризисном душевном состоянии – великое дело. Великое и по своему значению для страдающих, и как своего рода призыв к повышению гуманного сознания общества. Вроде того чеховского человека с молоточком, напоминающего людям о том, что в мире есть страдания. Дело это новое, необычное и выдвигает новые же, непривычные для нашего сознания проблемы. Эта в буквальном смысле слова жизненно необходимая служба, и она, несомненно, должна расширяться. Но до какой степени? Остается ли действительным для неё общий принцип «хорошего – чем больше, тем лучше»?

Хотя речь и идёт о проблемах нравственного порядка, нельзя забывать, что специализированные стационары обходятся государству недёшево. Но есть соображения иного рода. У людей, узнавших о существовании такой службы, может сложиться впечатление, что появилась некая панацея от всяческих человеческих переживаний. Это совершенно неправильное представление! Переживания в жизни неизбежны. Более того – они просто необходимы для духовного созревания и полноценного существования личности. К сожалению, широко бытует ошибочное мнение, и врачи порой содействуют его распространению, будто человеку всегда нужны только положительные эмоции, а отрицательные безусловно вредны и их следует всячески избегать. На этом основании некоторые люди подчас отказываются от важных для них целей, достижение которых сопряжено с чрезмерными усилиями, волнениями, риском неудач и разочарований, – потенциальными источниками этих самых отрицательных эмоций. Но такая досрочная капитуляция без борьбы, подобный самоотказ от желаемого (не из-за его недостижимости, а из-за боязни переживаний) порождают одно из самых горьких переживаний – разочарование в себе, и в результате они могут привести к неврозам. А это уже действительно психическое заболевание.

Переживания неизбежны и по самой природе человека. Дело в том, что в нашем мозгу имеются специальные физиологические механизмы, предназначенные при неблагоприятных жизненных обстоятельствах (опасности, лишениях, утратах) формировать соответствующие эмоции – тревогу, страх, печаль, тоску. Но коль скоро существует физиологическая система, то она требует работы. И если жизнь складывается слишком безмятежно, то эти физиологические системы – некоторые учёные, кстати, называют их «центрами страданий» – начинают работать «вхолостую». У людей при этом возникают те же тревога, печаль, тоска и прочие чувства, но по своей силе несоизмеримые с существующими обстоятельствами. Так начинается то, что мы называем переживаниями по пустякам. Таким образом, переживания очень неодинаковы по своим причинам и силе. Иногда человек способен совершенно спокойно справиться с ними сам. Иногда для этого нужна помощь друга или кого-то из близких. Но существует граница переносимого (она разная для различных людей), за пределами которой человеку необходима специальная квалифицированная помощь, называемая психотерапией. Её может дать соответствующий врач или даже психолог. Однако цель этой помощи – вовсе не обеспечить страдающему этакое безмятежное душевное состояние, поместив его «под колпак», где он был бы ограждён от трудностей реальной жизни. Цель психотерапии – помочь человеку, научив его управлять своими психическими процессами, чтобы он в будущем самостоятельно мог справиться с жизненными трудностями и оставаться сильным и «прочным» при любых жизненных обстоятельствах.

И вот такую помощь, в которой нуждаются десятки тысяч людей, вовсе не обязательно оказывать в больничных условиях. И даже лучше для самого такого человека получать её, что называется, «без отрыва от жизни». Что же касается психологических кризисов, то это не просто переживания из-за каких-то неудач и даже не неврозы. Это особые, исключительные состояния, когда отказывают механизмы нормальной психологической защиты и преодоления. Когда наступает как будто паралич воли, и человек в эти моменты не в состоянии сам себе помочь. Задача кризисных отделений – снять возникший паралич духа, предотвратить его непоправимые последствия и содействовать тому, чтобы страдающий всё же сумел сам преодолеть личную трагедию. Такие переживания, заключающиеся в перестройке своей системы ценностей и целей, в нахождении нового смысла жизни взамен утраченного, по сути уже настоящее творчество, которое может духовно обогатить человека (хотя бы большей способностью к состраданию другим), сделать его сильнее и подготовить к активной полнокровной жизни в новых обстоятельствах. Между тем есть люди, которые склонны, образно говоря, не опираться на плечо помогающего им, чтобы быстрее встать на ноги, а целиком повисать на нём, отказываясь идти своими ногами. В собственной психотерапевтической практике мне не раз доводилось сталкиваться с такими пациентами, которые при малейших трудностях стараются устроиться в отделения и клиники неврозов. И что же дальше? А дальше там они дезадаптируются к жизни и после выхода оттуда вновь, и даже ещё легче, впадают в невротические состояния. Порой они незаметно для себя проделывают такое развитие личности, которое можно назвать «госпитализмом». Несомненно, кризисные стационары (отделения) должны быть предназначены только для людей, оказавшихся действительно в кризисном состоянии, а не местом, куда можно спрятаться на время от жизни, отдохнуть от возникшей трудной ситуации. Ведь даже при неврозах, настоящих заболеваниях, нужен не отдых, а, напротив, серьёзная работа над собой, наполненная смыслом деятельность. Есть и ещё одно настораживающее соображение, когда думаешь о перспективах расширения сети кризисных стационаров и психотерапевтических отделений больниц. Если будут слишком расширены показания для госпитализации в такие учреждения, где оказывается душевная поддержка при любых (а не истинно кризисных) переживаниях, то не возникнет ли как бы само собой среди какой-то части населения такое отношение к отправляющимся туда людям: дескать, тебе плохо – вот ты и иди туда, где тебе обязаны посочувствовать и помочь, а нам это не по специальности, это не наше дело!»? Страшно, если такое случится. Все мы должны быть психотерапевтами друг для друга, а для этого должна быть хотя бы элементарная психологическая грамотность. И вот эту службу по психологическому «ликбезу» следовало бы расширять неограниченно».

Ну вот, теперь всё, кажется, встало на свои места. Да, врачи не делят людей на плохих и хороших – они им только помогают. И это очень правильно. Врачующий не может, не должен поступать иначе, и если к нему пришёл за помощью человек, то его главная задача – оказать пациенту эту помощь. К тому же к заботе о человеке, о его здоровье призывают высшие принципы гуманизма, присущие человеческому сообществу. Но правильно ли мы пользуемся этим? Справедливо ли на одних весах под знаком «SOS» оценивать столь различные ситуации, как утрату единственного ребёнка и, скажем, уход супруга или измену возлюбленной?

Конечно, и то и другое может переживаться разными людьми остро, крайне тяжело и называться одинаково: психологический кризис. Но если вспомнить, что более половины браков распадаются, то что же из этого может получиться?! К счастью, не получается. Более того, огромное большинство людей прекрасно (сознательно или интуитивно) понимают, что со сложными, даже сильно щемящими душу жизненными проблемами надо бороться самостоятельно, – только тогда борьба эта становится созидательной силой, помогает утвердить себя или обрести заново. И когда слышишь о психологическом кризисе женщины, потерявшей даже любовника, то, извините, чаще всего это означает, что по большому счёту человек просто нуждается в отдыхе, каком-то сочувствии, переключении на что-то другое, но только не в спасении. От чего его спасать? Разве только от себя самого. По-видимому, попадая в подобные ситуации, человек в первую очередь расплачивается за собственные ошибки, подлости, какие-то огрехи в воспитании, если угодно. И не глубокое сострадание ему нужно, не обхаживание его мятущейся души в специализированном стационаре, а в первую очередь – собственное пе-ре-живание своей «тяжелейшей» ситуации, очищающие личные страдания. Тогда и работа со многими пациентами в строго специализированных медицинских учреждениях не будет напоминать стрельбу из пушек по воробьям. Специалисты получат больше возможностей помогать именно тем, кто оказался в истинном душевном кризисе. Люди станут крепче, жизнеспособнее, а общество – возможно, добрее.