Шаг вперёд, два шага назад

Он отключился, а я заметалась. Обещала Нинке что помогу, да и чудовище как-то и до меня со всем справлялся. Если бы ему была нужна помощь, он бы попросил. Но как мне сидеть и ждать, когда я знаю, что ему плохо? Я сорвалась и поехала. Была очень осторожна и вела себя, как он учил.

Открыла дверь своим ключом и сразу крикнула, чтобы он не пугался:

— Алекс! Это я.

Я бегом прошла в комнату. Он лежал на диване, вокруг куча окровавленных тряпок, что у меня аж глаз задергался. Одна тряпка, набухшая от крови, была им прижата к животу. Одновременно он держал в руке иглу с ниткой и пытался себя заштопать. Выглядел он не очень, но явно не умирал. Пот струился по лбу, глаза были мутными, но слегка. Он рассердился, увидев меня:

— Зачем пришла? Сказал же, не приходи!

— Для чего тогда человеку друзья? — я взяла себя в руки, хотя от вида и запаха крови у меня кружилась голова. Прошла, села к нему на край дивана: — Говори что делать!

Я взяла у него из руки хирургическую иголку с ниткой. Когда он здесь завёл аптечку со всеми хирургическими инструментами, я надеялась, что они никогда не пригодятся. Опустив глаза, я увидела рядом с окровавленными тряпками тарелку, на которой лежали две вынутые пули. Я закатила глаза, чтобы он не видел.

— Для начала подай мне флягу, — попросил он.

— Может, сначала, кровь остановим?

— Нет, делай как я говорю.

— Хорошо.

Я встала, подошла к бару, куда он указал, достала оттуда его флягу, принесла.

Он отпил большой глоток, потом отлепил тряпку от живота — и вот тут-то я собралась упасть в обморок, зияющая рана была ужасной. Он щедро полил всё это содержимым фляжки. Поморщился, откинул голову и сказал:

— Зашивай.

Легко сказать. Я, конечно, была полна решимости и желания помочь, но никогда с огнестрельными ранениями не сталкивалась. Да и вообще роль медсестры играть не доводилось. Руки затряслись, но я мысленно себе приказала сосредоточиться на главном. Взяв себя в руки, я решительно вонзила иглу в кожу и поморщилась. Скрепила края раны и натянула нитку, посмотрела на Алекса. Он слегка поморщился, но молчал, и я продолжила. Когда закончила, обрезала нити.

— Кровь идёт, — посетовала я. — Не хочешь в больницу?

— Всё нормально будет, — слабо отозвался Алекс.

— Мне говорили, тебя пули не берут.

— У моей звериной сущности есть броня. У Алекса Боровского, в которого стреляли, её нет.

— Стреляли в Алекса Боровского? — уточнила я.

— Да, мафиозные разборки. Мы кое-что не поделили. Вернее, они посчитали, что с какой-то радости могут поживиться моими капиталами. Я не мог превратиться в зверя, это было в городе, и их было много.

Я нецензурно выругалась, чем вызвала недовольство чудовища.

— Так превратись сейчас, чтобы зажило. Что тебе мешает?

— Потому что заживёт моментально. Тебе не кажется, что это будет странным?

— Тогда обратись в больницу! Если хочешь, чтобы о твоих ранениях знали!

— В больнице на меня могут напасть. И мне тогда придется либо превратиться в зверя, чтобы защититься, либо подохнуть, чтобы не рассекретиться.

— Тогда какой план?

— Затаиться немного, пока не станется лучше. Потом появлюсь для дачи показаний.

— Так вылечись и затаись! Какие проблемы-то?

— Анич! Ну что тут непонятного! Если я появлюсь невредимый, это вызовет вопросы. А так, мне станет получше, я скажу, что был в частной клинике у друга-врача, чтобы меня не нашли, а как только медицинская помощь стала не нужна, я появился, чтобы дать показания. Либо придётся покончить с Алексом Боровским…

Я только хотела попросить его не называть меня Аничем, потому что так меня зовут только близкие, как после последней фразы всё вылетело из головы.

— Что-о? Как это, покончить с Алексом Боровским? — испуганно спросила я.

Под ложечкой что-то неприятно засосало.

— Как вариант, Алекс Боровский скончается от ран, и он исчезнет. Или испугается и вернётся в Америку.

Я с ужасом смотрела на него, пытаясь понять, это он серьёзно или просто рассматривает варианты. Я разглядывала его лицо, лихорадочно размышляя о будущем без него. Видно, моё отчаяние как-то отразилось на лице, потому что он бросил беглый взгляд на меня, нахмурился.

— Ты серьёзно? — спросила я, внутренне замерев.

И подумала, как все мы: Жанны, Вики, Ани и прочие ничего для него не значим. Он посмотрел, подумал и попытался приободрить:

— Я могу начать всё с начала. Стать электриком Васей из УК «Уют».

— Может, да, а может, нет. Сколько на этой уйдет времени? И захочешь ли ты вернуться? Я не хочу тебя терять, — сглотнув и опустив глаза, призналась я.

— Скажи лучше, ты не хочешь терять меня из виду, — хохотнул он и тут же ойкнул и прижал руку к животу: — Пациенту смеяться воспрещается.

— Очень смешно, — обиделась я. И даже отодвинулась.

— Ладно, согласен, Алексу Боровскому ещё рано умирать, он только, можно сказать, жить начал.

Я облегчённо выдохнула и тут же занервничала. Начала суетиться вокруг его раны, чтобы скрыть волнение.

— Вернёмся тогда к нашим баранам. А если выяснится что никакого друга-врача нет?

— Есть.

— Так покажись ему, — возмутилась я.

— Не надо, у меня всё нормально, правда, не волнуйся.