Шаг вперёд, два шага назад

— Ну наказанием это тоже считать сложно, — не согласилась я.

— Всё, чего хотели родители и я вместе с ними — простого человеческого счастья. Им не надо было ни силы, ни преимуществ, ни власти над другими. Они пожертвовали этим, и надеялись, что их чаша минет и их ребёнка. Но я чудовище. Я живу уже более двухсот лет. Я многое и многих терял, и пока мало что нашёл. Зато я сильный, да, неуязвимый, и бессмертный.

— Что ты имеешь в виду под этим словом? Каковы пределы твоей неуязвимости?

— Я не знаю.

— Тебя невозможно убить?

— Если такой способ есть, то, раз я перед тобой, он мне неизвестен. Хотя, конечно, я многое ещё не пробовал, — нервно хохотнул Алекс.

— А что было испробовано? То, что у тебя пуленепробиваемая броня, я уже знаю. Расскажи про ногу. Она просто отросла?

— Да, она просто отрастала. Понемногу, сантиметр за сантиметром.

— И сколько времени заняло?

— Шесть лет ушло. И то, потому что я не сразу понял, что происходит. Так я узнал свою способность к регенерации, и начал её изучать. Что влияет на ускорение регенерации? Теперь я смог бы отрастить новую ногу меньше, чем за полгода. Пару месяцев, если захотеть.

— Ого! — восхитилась я.

— Да, только у всего есть обратная сторона медали.

— Например?

— Внешность. В эпоху технологий, фотографии, средств коммуникации, теперь ещё и интернета, всё труднее скрывать личину. Раньше переехал в другой город и живи спокойно дальше. Теперь это стало проблематично. Как обычно, где одно, там и другое. Появилась пластическая хирургия. Но с моей способностью регенерации, черты лица со временем возвращаются к исходным. Правда постепенно, что делает это не таким заметным для окружающих, и я не тороплю этот процесс, но если посмотреть на фото после операции и спустя какое-то время, то разница очевидна.

— Да-а… ничего себе, — протянула я зачарованно. Передо мной как будто открывался другой мир, ранее недоступный для меня.

— Я не могу долго жить под одним именем, теперь ты понимаешь? — задушевно спросил Алекс, и я сразу насторожилась. — Мои черты возвращаются к исходным. Я не смогу долго быть Алексом Боровским. Для тех, кто видит меня каждый день, изменения будут не столь заметны. Но для тех, кто сравнит фото настоящего Алекса и меня спустя продолжительный срок, разница бросится в глаза.

— Это плохо, — согласилась я. — А излечение? Регенерация включает в себя излечение от всех болезней? Ты никогда ничем не заболеешь?

— Да. Но это скорее заслуга мутации. Мутация с регенерацией вместе взятые. Я мутирую. Мой организм мутирует, реагируя на окружающую среду. Я не могу сказать, что я никогда не заболевал. Заболевал, но излечивался, и этой болезнью уже больше не болел.

— Но это же потрясающе! — восхитилась я.

— Ну-у, не знаю, — усмехнулся Алекс. Его забавлял мой восторг.

— Почему? Если бы была возможность наблюдать за тобой, за тем, как ведут твои клетки организма, как они излечиваются, находят противоядие против болезни, можно было бы найти панацеи от всех болезней и спасти столько жизней!

— Видишь ли, Аня, всё не так просто. Когда человек находит панацею от одной болезни, на смену ей приходит новая, более агрессивная, она также мутирует. И хорошо, когда процесс происходит естественно. Если его ускорить, случится коллапс.

— Ну не знаю, — упрямо покачала я головой. Эта мысль уже засела в моём мозгу и не хотела его покидать. Сколько перспектив она сулила.

— И я не хочу быть подопытным кроликом, — словно читая мои мысли, заметил Алекс.

— Это да, — согласилась я и выбросила все мысли об опытах из головы.

— Есть ещё какие-то наблюдения? Потому что самой мне пока трудно о чём-то догадаться.

— Мутация… Появилось огнестрельное оружие, и у меня появилась броня. Появились новые болезни, и мой организм мутирует под них, меня пытались отравить ядом, и мой организм выдал противоядие… Я боюсь, что если даже против меня применят газ, или на земле не останется воздуха, мой организм мутирует и под эти условия…

— Тебя беспокоит, что ты бессмертный или что ты останешься последним из людей, в одиночестве на умирающей планете?

Он помолчал, качая головой.

— Не знаю. И то и другое, наверное.

— О, не волнуйся. Человечество настолько изобретательно в способах убивать себе подобных, что и за тобой дело не станет, — успокоила я его. — Нет, правда. Что ты смеёшься! Столько способов умерщвления человека, которые он же сам и придумал… Нет бы эту энергию да в мирное русло. Наоборот, найти столько же способов для спасения себе подобных..

— Ты идеалистка.

— Ну, кто-то же должен быть, — скромно заметила я.

Алекс тепло улыбнулся. И я, зачарованная этой улыбкой, замолчала.

— Я никогда не смогу жить на одном месте, Аня. Мне всё труднее скрываться от внимания органов. Нахождение со мной рядом небезопасно. Да и вообще, невозможно. Я буду жить вечно. И у меня никогда не будет детей. Ты хочешь детей, Аня?

— Хочу, — сглотнула я.