Шаг за черту

В свете тех воспоминаний о митинге на Хельденплатц новость о продвижении во власть Йорга Хайдера выглядит странной реминисценцией карьеры гитлероподобного главного персонажа брехтовской «Карьеры Артуро Уи, которой могло не быть», даже еще более отвратительной. В его растущей популярности я вижу поражение идеалистически настроенных молодых людей, стоявших плечом к плечу под проливным дождем.

Но недостаточно описать триумф Хайдера просто как победу зла над добром. Успех экстремистских лидеров неизбежно связан с недостатками системы, которую они искореняют. Тирания шаха в Иране породила тиранию аятолл. Вялотекущая коррупция старого атеистического Алжира вызвала к жизни Вооруженную исламскую группировку и Исламский фронт спасения. В Пакистане злоупотребления властью Наваза Шарифа позволили употреблять власть во зло его преемнику генералу Мушаррафу. Некомпетентность и коррупционность партии Индийский национальный конгресс способствовали захвату власти националистической индуистской Бхаратия джаната парти (БДП) и ее союзником Шив Сеной. Провал политики лейбористской партии подготовили почву для радикального консерватизма Тэтчер. И затянувшаяся австрийская «большая коалиция», это панибратское, междусобойное образование, настолько лишило избирателей иллюзий, что им пришлось развернуться в сторону Хайдера.

В наши дни газеты полны статей о коррумпированности сильных мира сего, и эти разоблачения — подарок для популистской демагогии хайдеровского типа. (Когда наследники покойного Беттино Кракси[234] пожимают плечами и говорят, что история с дутым фондом Коля — Миттерана — Кракси не стоит выеденного яйца, они лишь усугубляют ситуацию. Чем больше становится сходство Европы с «большой коалицией» обнаглевших партийных лидеров, для которых цель оправдывает средства, тем больше голосов получат в Европе Хайдеры.)

Как и бомбейский партийный босс Бал Теккерай, Хайдер сказал, что сам он не станет входить в правительство: насколько легче управлять через представителей и помощников, насколько меньше всего оказывается, скажем так, на виду. Но Теккерея поддерживают в основном городские бедняки, у которых практически нет никаких гражданских прав и которые никому не нужны. Хайдер, следуя политическим теориям австрийского писателя Карла Маркуса Гаусса, выкинул трюк более европейский. Как и Ле Пен во Франции или Босси[235] в Италии, он заручился поддержкой зажиточного, успешного среднего класса. Иммигрантов ненавидят не за их расовую принадлежность, считает Гаусс, а за их бедность. (Нужно воздать кое-кому должное. А именно тому политику, который придумал этот фокус и оставался у власти все 1980-е годы, убеждая тех, у кого есть работа, голосовать против тех, у кого ее нет. Политик же этот не кто иной, как лучший друг генерала Пиночета, Маргарет Тэтчер.)

«Система насквозь коррумпирована», — кричат в Германии плакаты демонстрантов, протестующих против политики Коля. Они правы. Борьба против коррупции и борьба против Йорга Хайдера — это одна и та же борьба. Европейский союз должен не только приложить силы к изгнанию из своих рядов создателей дутых фондов, но и сомкнуть ряды против таких, как Хайдер и его Партия свободы.

В финале пьесы Брехта актер, только что игравший Артуро Уи, выходит вперед и уже от своего имени обращается к публике, призывая отказаться от самоуспокоения. Уи — то есть Гитлер, — может, и мертв, напоминает он нам, но «у той суки, которая его родила, снова течка». Европейский союз должен быстро навести порядок у себя в доме, если он не хочет, чтобы история снова напомнила ему об этой необходимости, явив миру очередную инкарнацию подлого, беспородного пса.

Перев. Е. Королева.

Амаду Диалло

Март 2000 года.

Амаду Диалло, черный иммигрант из Гвинеи, был застрелен в Бронксе четырьмя нью-йоркскими полицейскими, выпустившими из табельного оружия не менее сорока одной пули, — и все четверо убийц оправданы по всем пунктам обвинения по приговору суда, ошеломившего жителей Нью-Йорка и разделившего их на два лагеря.

Английский — едва ли не самый эластичный из всех языков, и значение слова «ошибка» в английском весьма широко — от «маленькой невинной оплошности» до «непростительного катастрофического проступка». Состоявшееся на этой неделе в Олбани, штат Нью-Йорк, судебное разбирательство по делу Амаду Диалло растянуло смысл этого слова еще больше.