Местные называли их кислоцветами, потому как во время цветения лепестки становились очень кислыми и вяжущими, но, если их опустить в кипяток и добавить немного меда, получался превосходный и ароматный напиток. Подданные говорили, что остывшими пропаренными и размягченными листьями подкармливают овец, чтобы шерсть была лучше. Возможно, именно из-за отсутствия растения овцы никак не желали множиться и как положено обрастать на землях Вайткроу.
Цветы кислоцвета ценились не меньше, чем ягоды и листья, и их часто варили с медом, небольшим количеством вина и пучками душистых трав, а затем добавляли стебли пряного болотного корня, после чего варево разливали в специальные деревянные формы и сушили на солнце. Смесь быстро загустевала и за несколько дней превращалась в твердое лакомство, особенно любимое детьми. Оно могло храниться в прохладных местах очень долго, а если было нужно, его вновь бросали в котел, добавляли немного воды или вина, чтобы ничего не подгорело, и снова получали густой напиток. Жаль, на юге не было ни самих пышных кустов, ни большинства того, что из них делали.
Вайткроу не отличался отменным аппетитом, напротив, в детстве его долго считали болезненным и чрезмерно худым; с тех самых пор, как лорда начали откармливать няньки, он испытывал некоторую тревожность на пирах. Вихт опасался вернуться в прошлое и снова страдать от болей в животе, когда многочисленные дамы, не слушающие лекаря и уверенные в том, что следует делать, во главе с матушкой насильно впихивали еду в рот наследнику. Однако никакие пытки не сумели отбить у него любовь к прекрасному и вкусным лакомствам, и никакие преграды не переубедили Вайткроу интересоваться необычными вещами. Он с ранних лет прослыл любителем пробовать самые непривычные или считающиеся традиционными только в одной части Ферстленда напитки и блюда и с удовольствием, как и его отец, зазывал во Фридомхелл поваров – знатоков кухонь. Более всего он ценил тех, которые успели поработать на кого-то из лордов Великих Династий или хотя бы Ветвей, чьи владения стояли далеко от замка южанина.
С утра же, наевшись блюд со знаменитым кислоцветом, Вихт совершенно не ожидал приглашения капитана продолжить путь. Пока погода позволяла, следовало поскорее вернуться в море, чтобы компенсировать простой. Заставлять ждать регента и короля – не лучшая затея, тем более в столь непростой жизненный период.
Уже спустя несколько часов Вайткроу пожалел о пристрастии к интересным блюдам. Кушанье и последующее плавание произвели на него столь сильное впечатление, что до самой Счастливой бухты правитель, кроме лица лекаря и постоянного приема отваров, почти ничего не помнил. Он не обращал внимания на работу спутников, на состояние подданных, на время дня и ночи, на людей, которые ходили мимо него. Ему казалось, что он умирает. Но если во время штормов это было временным явлением, то в этот раз чувство обреченности не отпускало его вместе с тошнотой и ознобом, и южанин твердо знал, что ему не спастись. Чудодейственные знахарские травки не помогали, они не излечивали, а лишь на время приносили облегчение.
– Что же, лорд, доставили вас. Дык не простой, а в целости, как грится, и сохранности, не пообтрепанного, значит, и ни разу не искупавшегося. Молодцы мы!
Эти слова оказались куда более лечебными, чем все отвары, которые заливали в южанина на корабле. Очень быстро для своего состояния Вайткроу убрался с отвратительного транспортного средства и, позабыв обо всех правилах приличия, лег на деревянный настил причала. Мужчина с трудом сдерживался, чтобы не заплакать от радости и не начать целовать грязные доски. Не только возможные занозы останавливали его, но и то, что подобную измену Фейг вряд ли простит.
– Эй, лорд благородный, нам бы накинуть сверху, мы ж не зря аккуратны были, лекаря на борт взяли. Да и стоять нам сколько еще здесь…
– Лайтор ничего не говорил про доплату. – Вихт продолжал лежать. Его тело, по-прежнему находящееся под впечатлением от плавания, плохо слушалось. Лишь когда подданные стали поднимать его, уговаривать позаботиться о себе и интересоваться его здоровьем, лорд принял вертикальное положение. В животе переливалась смесь лекарственного отвара с вином.
– Дык Лайтор-то и не знает, как мы доставляли-то вас. А мы – молодцы.
– Когда все закончится, я подумаю о том, чтобы отблагодарить вас сверх уплаченного.
– Дык нам бы сейчас. На кой потом-то? Мы потом уберемся. Опять в дела всякие по уши нырнем… Мы в Счастливой бухте уж не первый раз, все здесь знаем. И привычные места имеются. Мы бы по гостям походили б, поговорили б, женщинам подарки б подарили… Да и детишек надо бы навестить.
– Детишек? – Вихт не знал, как скоро увидит своего первенца. Он осознавал, что начинает реагировать крайне неправильно на упоминание детей и позволять вить из себя веревки нельзя. Осознавал, но противиться не мог. В перерывах, когда ему становилось лучше, он рассказывал морякам о том, насколько он счастлив, и о скором отцовстве. Быть может, нечестные люди решили воспользоваться его чувствами?