Шагатели

Он снова взял лопатку, вонзил лезвие в песок. И сразу услышал, как лязгнул металл. Наконец-то. Быстро расчистил поверхность трубы. Она была такая ржавая, что казалось, древнее железо можно проткнуть пальцем. Но пальцы Башмак решил поберечь. Он натянул резиновые перчатки, вынул из керамической капсулы большой стеклянный флакон. Отвинтил крышку и полил вязкой жидкостью обнажившуюся часть трубы. Зашипело, запузырилось, ударило едким паром. Башмак, кашляя, выскочил из ямы. А ведь предупреждал профессор — когда кислота железо разъедать станет, ядовитый газ выделится! Башмак отбежал подальше, содрал перчатки, промыл глаза водой из фляги. Подождал, пока рассеется зеленоватый туман, вернулся к трубе.

Дыра получилась как раз, чтобы ему протиснуться. Надо лезть, а страшно. Башмак вздохнул, скинул в трубу рюкзак. Подумал с тоской, надо было зайти на могилку великого шагателя Семецкого, посидеть. Хорошая примета.

Он включил налобный фонарь, зажмурился и спрыгнул. Встал на четвереньки и, толкая перед собой рюкзак, стал пробираться. В трубе было сыро, очень душно, воняло говном каким-то. На ладонях очень быстро полопались свежие мозоли, и Башмак снова надел резиновые перчатки. А вот колени он предусмотрительно заранее замотал тряпками. Труба всё тянулась и тянулась, и Башмак привычно затянул шагательскую дорожную:

Все пески прошёл в лаптях обутый,
Ахтам контрабанду приносил,
Дул с песков мне в рожу ветер лютый,
Стражник после рожу эту бил.

Приморили, Спицы, приморили,

Загубили молодость мою.
Золотые кудри облетели,
Знать, по краю Обода хожу.

Песня уносилась в трубу гулким эхом, и было уже не так страшно, а даже интересно, даже весело становилось Башмаку, потому что понимал он — никто здесь до него не ползал и не каждый бы вот так отважился в древнюю трубу спуститься, которая, может, уже так проржавела, что продавит её сейчас сверху песочек и похоронит заживо отважного шагателя, вообразившего себя трубопролезателем. И ведь не ради выгоды полез, не за барахлом, а товарища от верной смерти спасал! Очень собой гордился в этот момент Башмак и ничего уже не боялся, поэтому чуть не помер, когда услышал впереди негромкое:

— Эй…

Башмак весь заледенел в душной трубе, замер, трясущейся рукой выключил фонарь и на ощупь достал из рюкзака лопатку, перехватил поудобнее за черенок. А из темноты опять донеслось:

— Эй, кто здесь? Помогите!

Тогда шагатель, потихоньку отползая назад, спросил:

— Ты кто?

— Я Серёжа, — ответили ему. — Я ногу сломал. Я умру, если вы мне не поможете…

— А как же тебя сюда занесло, Серёжа? Этой трубе больше ста лет. Как ты тут оказался, твою мать?! — Башмак уже пришёл в себя, и недавний страх выходил из него адреналиновой злостью.

— Вход в эту трубу мне показал Пека, — ответил Соломатин. — Я вам всё расскажу, только не найдётся ли у вас глотка воды? Я, видите ли, разбил свой фонарь, а потом в темноте пролил всю воду из фляжки.

— Ах, Пека показал, — ехидно восхитился Башмак. — Тогда понятно. Так вот прямо взял и показал?

— Не сразу. Я ему заплатил.

После этих слов, произнесённых совсем уже слабым голосом, неведомый шагателю Серёжа тихонько застонал. Матерясь про себя, Башмак снова включил фонарь и пополз вперёд, теперь уже по-пластунски. Потому что в правой руке продолжал сжимать лопатку. Вскоре он разглядел лежащее впереди тело. Парень не подавал признаков жизни.

— Слышь, шагатель! — крикнул Башмак. — Не боись, сейчас поможем.

Он подобрался вплотную, отвинтил крышку с фляги, полил водой запёкшиеся губы пострадавшего. Сергей начал жадно глотать воду, но глаз не открыл. Напившись, снова застонал. Башмак осмотрел его ногу, присвистнул. Спросил:

— И как же ты, ползая на карачках, умудрился ногу сломать?

— Там дальше труба резко перепад по высоте делает. Я не заметил и свалился, — шёпотом ответил Сергей.

— Внимательнее надо быть, — задумчиво сказал Башмак, вытаскивая из рюкзака аптечку.

А дальше началось то, что потом Башмак очень не любил вспоминать. Он приматывал бинтом к черенку лопатки сломанную ногу Серёжи. Серёжа очень сильно кричал. Он просил его не трогать и даже пытался драться. Ему было очень больно. Но Башмак всё же зафиксировал ему ногу, примотав с внутренней стороны ещё и ножны от тесака, который всегда таскал с собой.

Потом они оба приходили в себя, и, когда Серёжа перестал блевать, Башмак снова напоил его водой, напился сам и сказал:

— А теперь скажи мне, Серёжа, откуда ты всё-таки взялся. Я ведь думал, шагателей всех знаю. Ты с Комендатуры или с Обсерватории? Со Складов, может?

— Не понимаю, — сказал Соломатин. — Я студент четвёртого курса филологического факультета Университета Генетической Социологии. Я на практику приехал.

И тогда Башмак понял, что он только что спас человека из большого мира. Который видел горы и море. Для которого шагать так же естественно, как дышать.

* * *