Шаги Даллеса. Как ломали Россию: роман-мозаика в двух книгах. Книга вторая. В кривом глазу все криво

«Правильно, этих жандармов давно надо на передовую, – думал про себя каждый солдат, – засиделись тыловыми крысами, надо и фронтовикам подсобить». Не знал из них никто, что таят, как мартовские снега, людские резервы огромной страны, почти все мужское население забрито для фронта, а войска НКВД насчитывали миллионы исправных мужиков, вот и кинули обученную силу в бой. Только не любили фронтовики энкавэдэшников, как-то молчаливо не любили, не сговариваясь, каждый про себя, зная, что не погладят по головке за такие думы и мысли. Только близкому надежному окопнику можно доверить свое мнение. Но война безжалостно вычищала и старых товарищей, и новых, так что положиться особо не на кого, лучше уж держать язык за зубами. Иван держал, от природы был молчалив, а то лихо, что постигло его семью, еще больше заткнуло ему глотку, не разговоришься.

Политрук имел звание старшего лейтенанта, выглядел молодцевато, сытая и симпатичная физиономия располагала к себе и в то же время настораживала. Холодный блеск черных глаз был неприятен, а взгляд – прощупывающим: не спрятана ли где вражеская капитулянтская листовка? Квартировал он в батальонном блиндаже, Ивану добираться метров полтораста. Добрался быстро, остановился в нескольких шагах, скрутил цигарку дрожащими пальцами, словно кур воровал, закурил, успокаиваясь, с думами о недобром вызове, вспомнил дом в тайге, срубленный его отцом и братьями, в котором дорос с сестрами. Стоят там с десяток таких же домишек раскулаченных семейств и завезенных по Енисею к черту на кулички, как оказалось, в золотоносные места. С прицелом завезены, стране не только хлеб нужен, золото тоже.

Мальчонкой Иван тогда был, но помнит, как вышвыривали семью из пятистенного дома, не давали с собой брать нажитое добро, а только необходимое, инструмент и тот по счету, мол, самим колхозникам пригодится. Два топора, пила, ножовка, молотки со стамесками, рубанок, лопаты, вилы да косы были взяты. Куда все на одну телегу? Разве нормально угнездишься, когда всю семью уторкали на нее, спрессовали, не повернуться. А семья не малая, мужиков с Иваном шестеро да три сестры с мамой. И жили не в роскоши, в трудах да в поту, харчевались, слов нет, сытно, одевались справно. Да как иначе, коль сотня десятин пашни на семью, покосов вволю, табунок коров с быками, лошади и овцы. Про кур и разговору нет. Птицы было несчитано. В лето били ее. Яйцом, молоком да курятиной питались, лапшу варили самодельную, из теста раскатанную кругами, на печи сушеную, с поджаринкой, какие любили ребятишки отщипывать да в рот, потом стручком скатанную и ножом порушенную! И свиное сало в ладонь толщиной с мясной прожилкой, и хлеба вдоволь. А то, как же иначе, батька недаром перебрался в Сибирь во время столыпинского переселения. Сколько добрых слов в его адрес отпущено – собрать, книга бы вышла. Земли взяли сколько хотели. Обустроились на ссудные деньги и первый урожай взяли. Ну, коль так дело у вас пошло, хлебушком да скотским продуктом мощь российскую крепить будете, то государь-император, слух прошел, загасит все ваши долги перед казной. Как не зажить, если стать крепкая Богом дадена, да руки хваткие, а земля реформами столыпинскими нарезана да червонцами укреплена. Потом в революцию и Гражданскую войну сильно перепугался народ от всяких притеснений и выгребаловок, именуемых продразверсткой. До голодных дней докатились. Но одумалась и тогда власть – волю дала: сколько поднимешь пашни в пустынных этих краях, столько и поднимай, а покосы вовсе немеряны. Скотинушку держи, сколько осилишь. Трудись только, не ленись, железни ладони, оратай, не досыпай, на том свете времечка будет вдосталь!

Братья Ивана тоже на фронтах. Только батька в сырой земле. Пораскидало Биткиных, как самородков малых. Пойди сыщи их. Было времечко, гуртом так и ходили в старателях. Иван подрос и тоже со старшими на прииск. Но никто не поднял самородка, только в лотке золотинки скупо проблескивали. Не их это дело, не Биткиных, не крестьянское, не землепашеское. Вот там-то брали они самородное зерно большими пудами, и масло в туесках в город отправляли, и мясо тушами, и шерсть овечью на пряжу тюками. Валенки катать отец всех старших научил, только Ивана не успел. Хозяин тайги отца задрал, все нутро вывернул, сильно кричал батька, пока не отошел в царство небесное.