Шаги по...

…Николай замерз на Полярном Урале в конце февраля следующего года. Ушел один и не вернулся. Нашли его по пеленгу на телефон всего в пятнадцати километрах от жилья.

Так и не успел Алешка узнать, что Николай тогда ему сказал: «Ты, Алешка, на жизнь в лоб смотри. Глаза от неё-то в сторону не отводи!»

А Николай Владимирович Шауберт, до сих пор ездит летом в Германию и ведет там летние занятия по русскому языку и литературе то ли в клубе, каком, то ли в кружке, а зимой ведет курс «Теоретическая механика» в когда-то «политехническом» институте из которого много «кого» вышло.

В том числе и неплохие музыканты.

«За Прагу»

– Сядь! Посиди! – дядя Витя хлопнул ладонью по лавочке рядом с собой. – Были? – мотнул головой в сторону дороги, ведущей на кладбище.

Я кивнул.

– Батька был – я видел. Хотел подойти, да вот… – он ударил палкой по ноге.

…Победа!..

Долго ли праздником продержится день? Или забудут?

Вы-то нет. А вам и осталось-то… Вы еще нас молодыми помните. А?.. Чё говоришь?..

Мы помолчали.

– …Под Прагой Победу я встретил. …9 мая. …Утром…

Летит на лошадях повар наш. С котлом вместе. Из трубы дым.

Иван Николаевич Ведров. Из-под Смоленска. Летит. Остановил лошадей и из автомата весь диск в небо. Мы ничего понять не можем. В Праге-то ещё фашисты были. За оружие, к нему. А он сказать не может ничего. Плачет. Кадык ходит. Пилотку снял. Мы по сторонам – нет никого. А он рукой показывает, мол – «дайте ещё диск». Протянули. Он и его… весь в воздух. Тогда и выдохнул: «Победа! Сегодня утром – всё! Конец!»

Тишина. Тихо стало. Ротный бежит с пистолетом. Орёт что-то. Сказали ему. …Да!..

…Орали, стреляли. Ротный тоже орет. Потом затихли. В Праге ещё немцы были.

…Старый был – Иван Николаевич. Мы всё его дразнили: «Ведров, дай каши ведро!» «Сопляками» нас называл. Помоложе был, чем ты сейчас. Мы его «дедом» звали. А кто и «батей». От Смоленска до Волги, а потом вот от Волги до Праги дошёл. Мимо дома шёл. Говорил, что «нет дома»! Ведров!

Всё объяснял, что фамилия его правильно Вёдров. Солнечно и сухо, – значит. Самый сенокос.

Сам из нашенских, с Урала, а вот под Смоленском осел.

Много у нас было с Урала да с Сибири.

...Солнечно и сухо, – значит!..

Говорил, что «писарчукам» лень было точечки поставить. Вот и получился – Ведров. «Перекрестили, чернильные души», – говорил.

...Нет, уж! Если «точечки» есть, то ставить их надо!

Малось такая, а, вон гляди, как все может быть по-другому.

...Четыре года и всё – поваром. Любили мы его. Как батька был. По дому скучали – к теплу тянулись.

…Ротный к нему: «Что палишь? Немцы!..» А сам смеётся. Мальчишка был совсем. А тот ему: «Так войны нет! Так хоть пострелять! За войну не пришлось ни разу!»

Все смеются. А он: «А вот, и не пришлось ни разу! Спросят, а я что скажу!»

Смеялись все. Вот ведь как! Столько времени среди крови, скольких схоронил, а сам и не стрелял "ни разу".

…А что? Может быть! Да и медалей у него не было. А где?.. Нас кормил и всё! А может и были?.. Не носил, не хотел нас стеснять. А может, и не было! На войне ведь нет таких наград. Может «За боевые заслуги» и была. А может, и нет.

Говорил, что маршал Конев его кашу ел и хвалил. Это – похоже. Я такой вкусной больше никогда не ел.

...По-чешски тоже так же, – ведро – значит хорошая погода. Хорошо – значит. Тоже славяне!

"Дед" всё смеялся: – Меня славят!

А они кричат: «Сла-вя-не! Сла-вя-не!» А если одним ухом встать, то вроде, как "Слава Ване! Слава Ване!"

...А-а-а! ...Для Европы мы все были – "Иван"!

И казахи – Иван, и калмыки – Иван! Все – Иван!

…Убили ротного 13 мая. Не одного его! Многих тогда убили. Под городом Пльзень.

…Прагу 9 мая взять-взяли, а потом-то ещё война была.

…Хорошо помню – 13 мая убили. Там и схоронили – после Победы.

Да-а-а! Под городом Пльзень.

«Дед» – дядя Ваня Ведров и схоронил его. И опять плакал! Вот!

…Меня, тоже там последний раз ранило, в ногу задело. Не пошёл я в госпиталь-то…  А так бы потерялась бы медаль.

Вот она. Дядя Витя приподнял медаль. На одной стороне всходило Солнышко, на другой было написано – «9 мая 1945г».

– А это, – он показал на медаль «За отвагу» – сестрёнка её. В один день их получил. За последний бой.

…Да…  Вот после Победы и погибали.

От русских рук русские погибали. Супротив власовцы, они в основном, были.

…Генерал?… Как его? Вот ведь!

…Буняченко!

Вот ведь! Не помню, когда тебя последний раз видел, а его фамилию помню!

…Буняченко командовал ими. Да и не командовал он уже! Говорили, что их американцы к себе не пустили, вот они и на нас ринулись.

…Тоже русские. Вот и была последняя битва Войны – русских с русскими.

Много в плен сдалось тогда. Тысячи!

А многие застрелились. А может и застрелили! Кто их знает?!

Сам генерал не стал стреляться! Снял с себя фашистские погоны и сидел, прямо на траве у дороги, пока наши не подошли!

…Но и к американцам не ушёл! А мог! Так судьбу и принял! На обочине!

…Тоже там же – под городом Пльзень!

…Что за манера у нас друг другу морды квасить?! В кровь ведь раздерутся, а потом друзья. Отходчива душа россейская-то!