Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу

Он посторонился, слегка уязвленный ее хладнокровием, и Лавди отправилась в буфетную, чтобы взять там поднос с чаем для своей хозяйки.

Накануне вечером Фейт уснула без снотворного. Она ушла к себе после того, как Пенхаллоу выкатили из Длинной гостиной, и когда Лавди помогала ей раздеваться, вдруг с удивлением обнаружила, что голова у нее не болит. Она отнесла это на счет аспирина, который приняла перед ужином, и, вздохнув с облегчением, сказала Лавди, что сумеет заснуть без успокоительного. На Фейт снизошел покой, не омраченный никакими угрызениями совести. Она чувствовала усталость, но это было не нервное изнеможение, не дававшее ей расслабиться в постели. Едва положив голову на подушку, Фейт закрыла глаза и с мыслью об уютной лондонской квартирке погрузилась в глубокий безмятежный сон, от которого ее пробудила лишь Лавди, пришедшая к ней утром.

Вынырнув из пучины сна, она шевельнулась и прошептала:

– Как же я хорошо сегодня спала!

Лавди приблизилась к ее постели с пеньюаром в руках. Фейт зевнула и, потянувшись, спросила служанку, который час. Услышав, что уже половина девятого, она, надевая пеньюар, заметила:

– Как поздно! Почему ты не разбудила меня раньше?

Лавди налила чай в чашку.

– Вы так крепко спали, мадам, что я не осмелилась вас будить. У меня для вас плохие новости.

Фейт сразу вспомнила, что совершила вчера, и едва не вскрикнула от ужаса. После такого чудесного сна, который успокоил ее истерзанные нервы, все произошедшее накануне представлялось ей нереальным. Но память цепко держала подробности содеянного, и то, что вчера казалось вполне разумным и естественным, в утреннем свете предстало перед ней как порождение больного воображения. Фейт по-прежнему желала смерти мужа, но прежняя решимость оставила ее столь же стремительно, как и возникла. Сейчас она думала, что не имеет никакого отношения к смерти мужа, и могла поклясться, что сделала это в забытьи.

Фейт подняла голову.

– Плохие новости? – пробормотала она.

– Хозяин, мадам.

Значит, у нее получилось. Фейт судорожно сглотнула, но слова застряли в горле. Она с немым вопросом впилась глазами в лицо Лавди.

– Хозяин умер, мадам.

Фейт ахнула и закрыла лицо руками.

– О, Лавди, нет!

Горничная обняла ее и прижала к своей пышной груди.

– Ну-ну, не плачьте, моя дорогая! Он умер во сне, лучшей смерти и не придумаешь.

Фейт разрыдалась, но отнюдь не от горя или жалости. Она жалела о собственном безрассудстве, превратившем ее в убийцу, и испытывала облегчение, что весь этот ад наконец закончился. Лавди утешала ее, и вскоре Фейт затихла и потянулась за носовым платком. Вытерев глаза, она нашла в себе силы выпить принесенный чай. Вошедшая Вивьен застала ее сидящей в кровати чашкой в руках, к которой она прикладывалась в перерывах между спазматическими рыданиями. Увидев Вивьен, Фейт подумала, что теперь та тоже свободна.

Вивьен со свойственной ей бескомпромиссностью выразила недоумение по поводу столь откровенного горя.

– Не понимаю, почему вы так убиваетесь? – резко заявила она. – Всем известно, как вы мучились все эти годы.

– Не надо, пожалуйста, не говори так, – взмолилась Фейт сквозь слезы.

– Простите, но я не собираюсь делать вид, будто мне жаль его. К чему лицемерие? Мне кажется, это самое приятное событие из всех, что случались в доме!

Фейт была шокирована. Совершив то, на что Вивьен никогда бы не решилась, она не желала смотреть правде в лицо и предпочла расценить свой поступок как подвиг, совершенный ради общего блага. Ведь Лавди, стараясь утешить ее, сказала, что смерть Пенхаллоу освободила его от мучений, и она поверила, что отравила мужа исключительно из сострадания к нему. Фейт вообще избегала называть вещи своими именами, стараясь даже мысленно не произносить таких ужасных слов, как «убить» и «отравить», и заменяя их более благозвучными эвфемизмами.

– Разве можно говорить такое вдове, миссис Юджин? – с упреком произнесла Лавди. – Когда бедный джентльмен только что умер?

Не обращая внимания на вспыхнувшую от возмущения Вивьен, она повернулась к хозяйке, чтобы спросить, наливать ли ванну.

– Даже не знаю, – заколебалась Фейт. – Я потрясена и чувствую себя ужасно.

– Но вы же не перестанете мыться только из-за того, что в доме покойник, – едко заметила Вивьен.

Это звучало абсурдно, но Фейт казалось, будто заниматься в такой момент личной гигиеной не совсем прилично. И все же она решилась:

– Я полагаю… Да, конечно, я, как обычно, приму ванну. Согрей воду, Лавди!

– Правильно, – одобрила горничная, потрепав ее по руке. – А потом вы снова ляжете в постель, и я принесу вам завтрак. Вам сразу полегчает, моя дорогая.

– О нет! Разве я смогу сейчас есть? И не уговаривай меня! Я должна встать. Как ты думаешь, мне сразу же спуститься вниз? Я в таком замешательстве, что прямо не знаю, как поступить!

– Вам лучше немного полежать, – посоветовала Лавди. – Вы все равно ничем не поможете, моя дорогая. Сейчас внизу доктор, и я хочу позвать его к вам, чтобы он дал вам что-нибудь от нервов.