Шайка светских дам

— Ма-а-ам! Ты что, дура! Дядь Лёшу убьют, а ты кочевряжишься! Не убудет с тёть Аллы!

Напрасно Сима пыталась втолковать дочери, что все это ложь и гнусная интрига. Девчонка оказалась словно отравлена. Надо спасти «папусика», и наплевать на все!

— Хрен с вами! — внезапно произнесла Тома. — Колите вашу сыворотку, сволочи! Мне первой колите.

И ей вкололи…

Такого забористого мата отродясь не слыхивали ни Померанский, ни «доберманы», ни Сима. И это было все, чего они добились от Тамары. Все горе и отчаяние, терзавшее ее эти месяцы, вылилось в это виртуозное выступление. Про Аллу она не сказала ни слова.

— Всё, — сказала мадам Анатолия, щупая пульс у Тамары, которая лежала на диване, совершенно обессиленная. — Время истекло. Действие препарата кончилось. Ну и организм у этой жирной суки!

Сима все еще не верила, что дочь позволит вколоть сыворотку и ей. Зря надеялась. Ее скрутили с трудом, потому что зубы, ногти и пепельницу она яростно пустила в ход. Ей было страшно жаль, что главное оружие — пепельница пропала зря. Один из «доберманов» успел заслонить собой босса и получил рассечение брови, но Померанского от увечья спас. Мадам Анатолия со своей злорадной улыбочкой нависла над ней. Игла, впившись во вздувшуюся от напряжения вену, причинила ей ужасную боль. А дальше… ничего не произошло. Сима лежала на спине, смотрела в потолок. Потом вспомнила, как в школе, в четвертом классе, симулировала приступ аппендицита, чтобы не попасть на контрольную. И свой ужас, когда в маленькой поселковой больничке ее начали готовить к операции, не веря на слово, что все уже прошло. Ей стало смешно. Причём с каждым мгновением все смешнее. От хохота в животе было чудовищно больно, а она всё смеялась…

* * *

— И это всё?!

Он был даже не разочарован. Опустошен, как они обе. Мадам Анатолия молча пожала плечами — железные бабы, что она может поделать? Его терпение кончилось.

— Моё терпение кончилось, — отчеканил мучитель. — Вы сами виноваты. Тащите крысёныша.

Услышав такое, Алена, спокойно наблюдавшая пытку матери, вскочила со стула.

— Ну уж нет! Тольку мучить не дам! — заявила она.

— Алёнушка, сердце моё, другого способа нет, — заскрипел Померанский. — Выбирай, или я — или мальчишка!

— Способ есть! — в эту минуту девушка вдруг стала удивительно похожа на мать — маленькая несгибаемая воительница.

— Так не скажете, где тётя Алла? — обернулась она к матери и Тамаре.

— Мы не знаем, — тихо сказала Тома, а Сима просто обреченно помотала головой.

— Отлично! Смотрите все! — воскликнула девушка, шагнула к столу и схватила пузырёк с нашатырным спиртом, забытый Анатолией, когда та приводила в чувство Симу. В одно мгновение девушка сорвала пробку и опрокинула в рот всё содержимое.

— Не-е-ет! — Сима взревела, как раненая тигрица. «Доберманы» лишь по инерции удерживали ее, рвущуюся к дочери, в оцепенелых руках.

— Девочка! Девочка! — лепетал любвеобильный мерзавец, простирая к отчаянной руки. И Алена шагнула… не к матери, а к нему. Сима даже перестала биться в руках охранников, так поразило её это движение дочери. Вот девушка вошла в распахнутые объятия, обняла руками дряблую морщинистую шею, подняла лицо и коснулась нежной щекой окисшей седой щетины… И вдруг с силой вдула все, что было у нее во рту, в ноздри старого бандита!

…Мадам Анатолия отпаивала девушку молоком. Та отплевывалась и то и дело с шумом выдыхала воздух из груди. А «доберманы» и страшный Герыч даже не переменили спокойно-каменных поз, точно не их хозяин, которому они служили много лет, подыхал на наборном паркете в страшных корчах от удушья. Как будто никому, кроме Симы и Томы, в этой комнате и дела не было до синюшного отходящего Померанцева.

* * *

— Тётя Алла, ты гений! — победно изрекла Алёна, осторожно отирая распухшие губы.

— И незачем было тебе делать это самой! Всю слизистую же обожгла! Сумасшедшая! — сердито ворчала «Анатолия».

— Знаю. Но очень хотелось попробовать. Сдох?

«Анатолия» наклонилась к затихшему негодяю, потрогала шею:

— Готов, сволочь.

— Ты — гений! — повторила Алена со своей безмятежной улыбкой. — Я тебя обожаю.

— Всё просто, ничего гениального, — проворчала «Анатолия», но уже с довольными нотками в голосе. — Пары аммиака. В них все дело. Бронхи сжимаются. И если впрыснуть в нос, то от запаха избавиться невозможно. Конечно, кто поздоровее, тот прочихается, но только не этот мозгляк. Шок от удушья, и сердце не выдержало.

— Герыч, правда теть Алла у нас гений? — промурлыкала Алена, оборачиваясь к самому опасному после Померанцева хищнику.

Сима с ужасом ждала, что сейчас этот зверь очнется, кинется и убьет ее дочь. Но тот вдруг преданно улыбнулся щелеобразной пастью и покорно наклонил голову, с нежностью глядя на юную разбойницу.

— Герыч, лапочка, убери эту ПАКОСТЬ, — приказала наглая девчонка.

И «доберманы», повинуясь короткому жесту своего главаря, покорно поволокли куда-то бренные останки своего былого владыки.