Звучало так, словно к ней приближались мокрые кухонные мочалки. А потом пара обуви появилась прямо у ее головы.
— Где болит?
Этот голос… этот мужской голос. Никс подняла голову… или, по крайней мере, попыталась. Все ее тело болело, а шея невероятно затекла, так что она не особо продвинулась в своих попытках.
— Я могу тебя переместить? Или у тебя сломан позвоночник?
— Не сломан… — хрипло прошептала она. Потому что это все ей, должно быть, снилось.
Ее дедушка просто не мог быть здесь, возникнув из ниоткуда, появившись в тот момент, когда рассвет своим прекрасным теплом собирался предъявить права на ее тело.
— Это ты? — выдохнула она.
Ее дедушка — или его воплощение в ее мыслях — поднял ее, просунув одну руку ей под колени, а другую — за плечи. Пока он нес ее по илистой земле, она чувствовала его знакомый запах — смесь табака и кедровых досок, этот аромат принес с собой осознание, что все происходит на самом деле.
Заставив взгляд сфокусироваться, Никс увидела его морщинистое лицо, седые волосы, плечи и рабочую рубашку. Внезапно она ощутила полный упадок сил, и слезы потекли по щекам.
— Это действительно ты, — выдохнула Никс.
Он, с другой стороны, оставался совершенно спокойным, как всегда, его внимание было сосредоточено на чем-то впереди, на чем-то, к чему он шел.
Так что да, он действительно нашел ее, где бы она ни была.
— Ты можешь стоять? — спросил он.
— Да. — Она не хотела разочаровать его или показаться слабой. — Я могу стоять.
Старые привычки живучи и все такое. Она всегда стремилась оправдывать его ожидания. Однако проблема заключалась в ее ноге и ботинке, полном крови. Она умудрилась пораниться, хотя не могла вспомнить, когда именно. Во время взрыва? Или когда на нее рухнула Надзиратель, а вокруг них падали камни.
О Боже… Жанель была мертва.
— Сюда, машина, — объявил ее дедушка. — Мне придется поставить тебя.
— Ладно. — Никс шмыгнула носом и вытерла лицо рукавом тюремной робы. — Хорошо.
Когда он опустил ее на землю, Никс покачнулась, и ей пришлось поднять больную ногу. Готовая к тому, что дед оставит ее самостоятельно разбираться с равновесием, она была удивлена, что он придержал ее за руку, открывая заднюю дверь… «Вольво».
Никс расплакалась при виде универсала. Он напомнил обо всем, что было раньше… как было прежде и уже никогда не будет снова.
— Забирайся внутрь, — сказал ее дедушка.
Никс не могла пошевелиться. Не могла говорить. Она сделала пару прыжков на ноге, чтобы осмотреть переднюю часть фургона. Капот был неровным и скреплен эластичными тросами, но дедушка, очевидно, реанимировал двигатель. Как долго ее не было? Она думала, что дня два… максимум три.
— Можешь садиться, — сказал ее дедушка.
— Ты его починил.
— Ну, часть повреждений я устранил. Еще многое нужно сделать, прежде чем вернуть ей должный вид…
Несмотря на наручники, Никс протянула руку и сжала его предплечье. Встречая его взгляд, она хотела обнять дедушку, но знала, что этому не бывать… и не из-за того, что все так произошло.
Однако были и другие способы сблизиться.
— Ты был прав, — хрипло сказала она. — Жанель была виновна. Мне так жаль…
Ее дед покачал головой и отвернулся, его морщинистое лицо раскраснелось. Как будто там, в глубине души, он испытывал те же эмоции, что и она.
— Ложись поперек сиденья, если не можешь сесть. Солнце на подходе…
— Я ошибалась. Мне так жаль…
— Залезай…
— Нет, — резко ответила Никс. — Мы поговорим об этом. Жанель была виновна. Она убила того старика. Она заслужила… свой приговор. Я ошибалась в том, когда думала, что ты сдал ее, и я прошу прощения. Я думала… что ж, это уже не имеет значения.
Старые глаза ее деда скользнули к горизонту, за которым вспыхнуло едва уловимое, смертоносное сияние.
— Твоя сестра всегда была такой.
— Теперь я это знаю.
Через мгновение он сосредоточился на ней.
— Значит, ты ее видела?
Никс прокашлялась.
— Нет. Она умерла задолго до того, как я приехала.
***
Обратный путь к ферме занял почти полчаса, и Никс попыталась найти опору в знакомом участке шоссе. В невысокой горной цепи. В маленьком городке, где они проехали мимо местной железнодорожной станции Суноко, магазина для садоводства и закусочной.
Но это была чужая земля. Она с трудом читала вывески на заправках и воспринимала их значение.
Когда ее дедушка, наконец, свернул на длинную подъездную дорогу к ферме, Никс обессиленно привалилась к спинке заднего сиденья. Дом в свете молочно-белых фар — одна из которых мигала, как будто вот-вот погаснет — выглядел как и всегда. Знакомое крыльцо, ряды окон, крыша и дымоход…
Никс сказала себе, что это ее дом. Но в глубине души… она ничего не почувствовала. Насколько она знала все детали, настолько же этот дом сейчас казался чужим, а ее воспоминания было невозможно связать воедино.
Скрипнули тормоза «Вольво», и дедушка поставил рычаг в режим парковки. Когда он вышел, она возилась с дверной ручкой. Пальцы совсем ее не слушались.
Дедушка открыл ей дверь. И предложил свою руку.
— Давай я тебе помогу.
— Я в порядке.
Ну да, черта с два. Ее голос был таким тихим, что она сама едва могла его слышать.