Поднимаюсь на ноги, мысленно прощаюсь с Костей и уже уходить собираюсь, как Чача вдруг добавить решает:
— Я видел ее. Видел Лизу.
— Когда? — И будто кипятком внутри все обдало. Вот же гребаная ревность. Кто вообще ее придумал?
— С Зоей. У пиццерии. Все такая же красивая.
— Знаю. Больше не смотри на нее.
Смеется.
— Думаешь, шучу?
Задирает голову и, прищурив один глаз, хитро так на меня смотрит:
— Что сегодня вечером делаешь, Яроцкий?
— На свидание меня пригласить хочешь?
— Типа того, — улыбается. — Ну, так что? Как насчет бара и по пивку?
— С тобой что ли? — делаю шаг назад, опускаю руки в карманы джинсов, и оценивающе смотрю в эту поплывшую рожу. Спортсмен, твою мать.
— Иди жирок сгоняй, — фыркаю. — "По пивку", говорит.
— Хм… у Лизы разрешение спрашивать надо, да?
— Зачем мне ее разрешение? — "Вот только не выводи меня, а, Чача"
— Ну как… — плечами пожимает. — Жена твоя, все-таки. Типа разрешение спросить надо, чтобы выпить за встречу со старым другом.
— На понт меня сейчас берешь, или что, старый друг?
— Значит, не нужно разрешение?
— Для чего? У меня жена адекватная.
Чача отводит взгляд, опускает уголки губ вниз, и несколько раз кивает. Глумится, подонок.
Выхожу на дорожку между рядами и направляюсь к выходу из кладбища.
Делать мне больше нечего, как идти в люди с этим гоблином.
Первые капли дождя вместе с порывистым ветром ударяют в лицо так внезапно, что я оказываюсь не в силах сдержать удивление и громко ругаюсь себе под нос. Смотрю на небо, и понять не могу, каким только волшебным образом его успело затянуть тучами?.. Как? Когда?..
Вот же…
— В восемь. В баре, — сообщаю Чаче, перекрикивая раскаты грома, и быстро шагаю прочь.
Бара "Ваr Воss" больше нет. Точнее, здание сохранилось, и даже интерьер никто толком менять не стал, но название его теперь значится неоновыми буквами, как "У Адмирала". Оригинально пи**ец.
Чачик что-то буркнул о том, что папаня Светлаковой выдал дочку замуж, благодаря чему расширил бизнес, свалив столицу покорять, и опустил свою тушу за один единственный свободный столик.
— Вероника с мужем следом переехали, и вроде как там у нее все неплохо сложилось, сынишку годовалого воспитывает.
— Ну… я рад, — пожимаю плечами, раскручивая в руках пустую салфетницу.
— Ага. Пофиг тебе, — усмехается Чача и жестом подзывает к себе официанта. Делает заказ, пока я продолжаю проверять, сколько раз салфетница сможет прокрутиться вокруг своей оси, если ее раскрутить, как следует, и украдкой поглядываю на эту небритую рожу. Нет, серьезно, такое чувство, что я бомжа в бар привел пивом угостить с похмелья.
— Народу много. В этом году приезжих больше, чем обычно, — считает нужным сообщить Чача, и я вроде как заинтересованно вращаю головой по сторонам. Народу в баре и вправду тьма, удивительно, что мы вообще смогли пустой столик отыскать. Музыка играет негромко, звенят бокалы, звонкий женский смех доносится из-за соседнего столика… Все веселье в курортном городке в это время только начинается. Когда-то и я был неотъемлемой частью этого веселья… Кажется, что лет сто назад.
Пока ждем официанта, оба молчим как два осла последних. Ну, а что я ему скажу? Что рад видеть? Что соскучился?.. Тьфу. Что больше не злюсь?.. Нет, наверное, не злюсь… уже. Вся злость во мне давно перегорела, осталось какое-то легкое, неприятное послевкусие. А перегорела в тот момент, когда Лиза согласилась стать моей женой даже будучи не уверенной, что зрение ко мне вернется.
Что еще мне в этой жизни нужно было?.. Только она. Ее доверие. Ее любовь. Лиза… она стала моей новой жизнью, а в новой жизни нет места старым обидам и уж тем более — мести. Хватит с меня этого, по горло сыт.
— Держи, — Чача ставит передо мной бокал пенного, после того, как официанту удается кое-как разрядить напряженную атмосферу за нашим столиком, и добавляет, слабо улыбаясь: — Сегодня я угощаю.
— Зарплату дали?
— Не-е-е… задерживают, как обычно.
— И кем работаешь? — откидываюсь на спинку стула и делаю глоток пива, при этом, не упуская из виду, как Чача, будто это привычное дело, наливает из графина в рюмку водку и готовится запить это дело пивом.
— В порту. Грузчиком, — без заминок сообщает, отправляет в рот содержимое рюмки и, даже не морщась, запивает пивком.
Игнорирую.
— И как тебе?
— Что, как? — вытирает губы тыльной стороной ладони и забрасывает в рот парочку орешков.
— Как тебе — жизнь свою просе*ать?
Застывает:
— В смысле?
— Давно "Ершами" балуешься? — вопросом на вопрос и на пустую рюмку киваю. А Чача молчит, только лоб хмурить начинает, и глазами недобро сверкает, вроде как "Не сунь нос не в свое дело". Да я бы и не сунул, если бы только…
— Давай завязывай с этим, еще и тебя я хоронить не хочу.
Рука Чачи застывает на пути к графину, глаза расширяются, а взгляд настолько смешанными чувствами наполняется, что не могу понять: то ли он злится, то ли он растерян, то ли удивлен.
Прочищаю горло и решаю припасть губами к своему бокалу, чтобы как-то сгладить ситуацию, что ли.
Замечаю, как Чача приходит в себя и вновь наполняет рюмку белой жидкостью.