Шакалота. Дилогия

— Скучаю я по тем временам. Чем больше времени проходит, тем больше скучаю, — отправляет "беленькую" в рот и вновь пивом запивает. Складывает руки на столе и внимательно мне в глаза смотрит. — Все чаще думаю, как бы все сложилось, если бы тогда… если бы Костик сейчас жив был.

Молчу. Пусть говорит.

— Дерьмом себя чувствую, Макс, — утыкается взглядом в стол и сидит молча какое-то время. — Полным дерьмом. Я так крупно налажал. Я все время лажал. Правильно ты меня лжецом называл… я дальше своего носа вообще не видел.

Говорит так, будто я один в этом баре без греха. А ведь я налажал куда больше этого страдающего бомжа напротив.

— Я все прос*ал, Макс. Все.

Вздыхаю.

Протягиваю руку за графином с водкой, и Чача тут же хватает меня за запястье, впиваясь то ли испуганным, то ли гневным взглядом в лицо.

Молча протягиваю вторую руку за рюмкой и наполняю ее до краев. Осушаю. Запиваю пивом и забрасываю в рот парочку орешков. Вижу, как Чача расслабляется. А еще вижу, как отводит стыдливый взгляд в сторону и, скребя пальцами затылок, негромко мямлит. Приходится перегнуться через столик, чтобы слышать.

— Если бы у меня был шанс все исправить… Если бы он только был… Я готов душу дьяволу продать, лишь бы появился шанс все исправить.

— Прошлое исправить нельзя, — наполняю рюмку и вновь осушаю.

Наполняю еще раз и ставлю перед Чачей. Киваю: "Пей".

Пьет, и даже не морщится. Достает из пачки сигарету и затягивается.

— Но ты ведь просто можешь перестать лажать, — добавляю, и мои губы как-то сами растягиваются в улыбке.

В глазах Чачи появляется странный блеск, вижу, как увлажняется слизистая, но, разумеется, и виду не подаю.

— И что? — спрашивает с надеждой. — Со временем станет легче?

— Ну, мне же стало, — говорю вполне искренне. — Попробуй. Может и ты не безнадежен?..

Глубокая задумчивость появляется во взгляде Чачика, и вот мне уже начинает казаться, что из меня мог бы выйти отличный психолог и можно подумывать закрывать автомастерские, сменить профессию… как тут он выдает:

— Да, нет. Ни хрена. Ничего не хочу. Поздно уже менять что-то. — Делает затяжку. — Ну, а ты что? — кивает. — Что-то не выглядишь особо счастливым.

— С чего решил?

— Да по тебе видно, — вновь затягивается, выпуская дым мне в лицо, так что с трудом кашель сдерживать удается. — Какой-то ты… задумчивый.

— Задумчивый? — криво улыбаюсь.

— У вас с Лизой… все нормально?

— А что? Лазейку ищешь?

— Да брось, — смеется Чача. — На фиг я ей такой сдался?

— А ты ей никаким не сдался, — добавляю в голос предостерегающих ноток и смотрю строго.

Чача глаза щурит, будто рассчитывал от меня что-то другое услышать, молчит с минуту, и вновь усмехается:

— Я просто хочу, чтобы у нее все хорошо было.

— И у нее все хорошо, — заверяю с нажимом. — Все лучше, чем ты можешь себе представить.

— Тогда с тобой что?

Да с чего он вообще это решил?

Фыркаю и отвожу взгляд, наблюдая, как у барной стойки парочка девах какого-то мужика не поделили.

— Ну? Так что? Выкладывай, Яроцкий, я ж тебя знаю. — Вот же приставучий говнюк.

— Че ты хочешь, а? — Киваю на графин. — Бухай, давай, мне уходить скоро.

— Вот и поговорили, — мрачно усмехается Чача и берется за рюмку.

Через полчаса содержимое графина исчезает.

А еще через полчаса оказывается, что пустой столик, за который мы нагло уселись, оказывается, был вовсе и не пустым, а очень даже "забитым" вот этими, хрустящими суставами в пальцах, парнями.

— Свалили отсюда. Живо. Брысь, — как коту какому-то ссыкливому мне бросает.

— Это ж… Это этот, как его, — пальцами щелкает какой-то бородатый карлик в подтяжках. — Ну как же… как его? В одном классе с моей сеструхой учился.

— Чача, ты что ли? — озадаченно протягивает еще один из труппы цирка уродов, складываясь едва ли не пополам, чтобы рожу Чачи получше рассмотреть. — Ну, точно. Чача. Здарова.

Чача кривит кислую мину и делает вид, что незнаком с этой шпалой. Отворачивается.

— Эй? Ты чего? — обиженно протягивает Шпала и толкает Лысого в спину. — Я с ним в одной бригаде работаю. Нормальный мужик.

— Ну вот пусть и сваливает с нашего столика, если нормальный мужик, — рявкает Лысый и вновь взглядом в меня впивается. Видимо понять никак не может, почему я все еще в сухих штанах и продолжаю хрустеть фисташками.

— Макс, давай просто свалим, — обращается ко мне Чача, едва языком ворочая. А я взглядом даю понять, чтобы сидел и не рыпался.

— Точно, — орет вдруг Карлик, так что аж в ушах закладывает. — Макс. Это Макс Яроцкий. Ну, тот, кому Ромыч башку отшиб.

Минута тишины.

Минута скрипа зубов и хруста шейных позвонков.

— Ааааа… — наконец с пониманием протягивает Лысый, кивая. — А я смотрю рожа знакомая. Видел я вашу шайку раньше, когда еще школотой были. Ты-то ладно, а с этим что стало? — кивает на Чачу, и я вижу, с какой силой тот начинает сжимать челюсти. — Я думал батя твой, — добавляет Лысый и ржать начинает с собственного убогого остроумия.

Даже жалко Чачу стало. Если он мой батя, то ему только что за полтинник перевалило.

— Ладно, пошли вон отсюда. Мне упасть надо, — Лысый кивает в сторону, подхватывает со стола парочку фисташек, подкидывает в воздух и ловит ртом.