Шакалы

Григорий Давидович Котов, высокий, худой и нескладный еврей, который походил на оперативника, как дворничиха на балерину, побывал в обществе Красного Креста. В Комитете матерей, которые вели свою безнадежную борьбу с чиновниками, выяснил, кто курирует госпиталь, сказал, что располагает некоторыми средствами, собранными для раненых воинов, и без особого труда в компании двух женщин, сыновья которых лежали в госпитале, проник через железные ворота и благополучно миновал не шибко назойливых сестер.

Через два дня Григорий Давидович был в госпитале своим человеком. А так как он не клал деньги на неизвестный счет, откуда они отправлялись по неизвестному адресу, а доставал их из кармана и тихо спрашивал: “Чем я конкретно могу помочь?” — то вскоре сестры души в нем не чаяли, а главврач абсолютно игнорировал мелкие нарушения, которые порой допускал оперативник. Он покупал фрукты, сигареты, а на Первое мая принес две бутылки роскошного вишневого ликера. Одну презентовал сестрам, другую “потерял” в палате, где лежал Игорь Смирнов. Притяжение подполковника Фокина именно к данной палате сыщику было выяснить несложно. Котова раненые звали “Давыдович”, любили и считали слегка чокнутым, полагая, что у него в Чечне погиб сын, только человек об этом говорить не хочет.

— Тут еще один ходит, не чета вам, Давидович, не простой, видно, из больших начальников. У него тоже в Грозном сына грохнули, — сказал конопатый сосед Игоря Смирнова.

— Ты, дружок, не ищи вину или корысть в моих поступках, — сказал Котов, мгновенно поняв, что ребят интересует, зачем тут ходит этот длинный худой еврей, что он тут потерял или пытается найти.

— Все просто, у моего друга убили сына под Бамутом. Друзья собрались, сложились, у некоторых деньги имеются, так и организовался наш фонд. А у меня отпуск подошел, друзья говорят, иди, раздай бойцам из рук в руки, чтобы чиновники не разворовали. Вот и хожу, раздаю, но скоро и деньги и отпуск кончаются, распрощаемся.

Столь простое объяснение, казалось бы, загадочного Давыдовича несколько разочаровало ребят. Но глазастый конопатый сосед Игоря задумчиво произнес:

— Нам надо скинуться и Давидовичу туфли купить, у него подметки отваливаются.

Через день, когда Котов сидел в палате и чистил однорукому бойцу апельсин, Игорь Смирнов вдруг завалился на бок, судорожно вытянулся, начал скрипеть зубами и бормотать.

— Звони! Непрерывно звони, он может языком подавиться.

Прибежала сестра, сделала укол, пришел врач. Котов незаметно ретировался. Когда врачи ушли, а Игорь заснул, оперативник вернулся, продолжал чистить апельсин.

— А я гляжу, Давидович, у тебя нервишки в порядке, — уважительно сказал один из раненых.

— Тренировка, — буднично ответил Котов. — А что, с Игорем подобное часто случается?

— Раз в неделю примерно, чаще — редко, это он Бориса убивает.

— Какого Бориса? — не понял сыщик.

— У нас один Борис, который Русью правит. У Игорька так жизнь легла, его роту свои накрыли, мать свои убили, ему был дембель положен, не дали. В общем, кругом двадцать два. У него железка в мозгу застряла, давит, здесь оперировать боятся, а где могут, там мест пока нет. Он же сирота, был бы у него папа генерал либо какой завалящий депутат, место бы вмиг нашлось.

— А что Борис по уши в крови, так факт. Я коммуняк на дух не терплю, но этого жирного кровопийцу снова на трон сажать — пусть у меня рука отсохнет.

— А ты не переживай, кого надо — посадят, нас с тобой не спросят.

— А Игорек двинулся! — конопатый покрутил пальцем у виска. — Убью, говорит, подлюгу, жизни не пожалею, а убью. Чудной, кто ему к Президенту подойти даст? Если бы президентов так просто было убивать, их бы вмиг во всех странах перещелкали. На таком месте человек без крови оказаться не может. Наш-то, продажная шкура и палач, слов нет. Но я уверен, что и американский, и французский либо другой — все не без греха.

* * *

Вечером Котов обо всем доложил Гурову.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Гуров.

— Лев Иванович, там думать нечего, остается плакать, несчастные ребята. Все страшно озлобленные, кто на своих ногах выйдет и кирпич с земли поднять сможет, тот не только Ельцина, но и своего родного угробит.

— Что там Фокин ищет или нашел уже?

— Не знаю, у него сына нет и никогда не было, сентиментальностью он не страдает, а что идет — не пойму.

Напрашивается, ищет исполнителя. Но, на мой взгляд, такое исключено. Фокин человек серьезный, ликвидировать он может тоже человека серьезного. А ребята в госпитале — люди неуравновешенные, плохо управляемые, наполовину психи.

— Ты не будь умней Соломона, — рассердился Гуров. — Кроме того, в любом деле самое простое — это отрицать. Фокин в госпиталь ездит, факт. Может его интересовать сестра либо врач? Это вряд ли. Он бы изыскал возможность встретиться с ними в другом месте. Значит, его интересуют раненые, и не вообще раненые, а конкретный человек.

— Тогда этот Игорь Смирнов с его навязчивой идеей убить Президента.

— Не будем гадать, сделай на Смирнова установку по дому. Она ничего не даст, но сделать надо.