С рассветом всю группу погнали по ущелью дальше. Через километр появились другие пещеры, они находились на горной стене метрах в тридцати над землей. Здесь дали лепешки и горячую воду. А после пришел главарь. О нем сообщили, что это «полковник» и что собственными руками он убил много людей. Худощавый, с мелкими чертами лица, редкими усами и бородой. Полковник приказал заполнить анкеты, указать место жительства, вероисповедание, для чего приехали в Афганистан. Пленники отвечали, что строили мельницу, хлебозавод, элеватор, что прибыли в Афганистан для того, чтобы помочь народу. Полковник потребовал, чтобы все советские специалисты приняли ислам. Разумеется, ответом был отказ. Тогда пленников вновь повели через горы.
Связанные между собой, как колодники царских времен на Владимирском тракте, шли они целый день, пока не оказались в кишлаке. Их ввели в большой дом, в просторную, жарко натопленную комнату, застланную паласами. В ней сидел хозяин в белой чалме и человек европейского вида, хорошо говоривший по-русски. Он был тоже в чалме, а на носу его сидели круглые большие очки с черными стеклами. Третьим был представитель службы разведки басмачей. Он назвал себя Хабибулло. Ему было лет сорок. Бороды и усов он не носил. Хабибулло часто советовался с европейцем, когда задавал вопросы.
Советским специалистам сказали, что захвачены они как заложники и их будут менять на бандитов, взятых в плен «царандоем». После этого стал говорить «очкарик». Сообщил, что зовут его Исмаилом, он жил якобы долго в Ташкенте, а теперь служит здесь как «наставник ислама». Но склонять к принятию этой веры, как это делали все, он не стал. Вместо этого раздал каждому листовки и брошюрки на папиросной бумаге. В них были призывы «покинуть Афганистан», переехать на Запад и вступать в ряды НТС. «Инструктор ислама» был не кем иным, как работающим в НТС эмигрантом, заброшенным в Афганистан по указанию ЦРУ.
— Почитайте, — сказал энтээсовец, — после поговорим. С нами легче поладить, чем с Гульбэддином. Если вы пожелаете поступить в наше распоряжение, мы доставим вас в Западную Европу. Будете делать, что вам говорят, — получите деньги. А эти, — он кивнул в сторону басмачей, — с вами не будут цацкаться. Потаскают по кишлакам, а потом перережут. Утром приду за ответом.
«Ночью мы единодушно решили, — рассказывает инженер М. Сафонов, — что ни к энтээсовцам, ни к басмачам для нас пути нет. Лучше умрем, чем предадим Родину. Так и сказали Исмаилу, когда пришел утром. Он передернулся от ярости.
— Пеняйте теперь на себя, — сказал он со злобой, — вы сами подписываете себе смертный приговор.
Вслед за этим появились полковник и староста кишлака с карабином в руках. Они вызвали переводчика Садунова и инженера Патенко и вывели их из дома. Нас тоже погнали на улицу конвоиры. Было холодно, и шел снег. Патенко и Садунова подвели к краю обрыва и поставили в затылок друг другу. Басмач зарядил карабин и сказал, что убьет одной пулей обоих, если не согласятся принять его веру. Те стояли и ждали смерти. Басмач выстрелил в воздух…»
Издевательства, пытки продолжались несколько дней. Но они не сломили людей. Три часа на морозе обливали водой Николая Карцева. Колодяжному заломили за спину ногу, привязав к шее, и оставили так задыхаться. Николаева искололи штыками. От них требовали отречься от Родины. Заставляли прочесть в микрофон энтээсовские призывы, лжесвидетельства и клевету в адрес Отечества для того, чтобы записать на пленку и передавать в эфир через подрывные радиостанции. Но ничего не добились.
Свобода пришла, когда утром гул вертолетов раздался над кишлаком. Об этом М. Сафонов рассказывает:
— В дом, где нас держали под стражей, вбежал басмач с автоматом в руках. Мы попадали на пол. Он кинулся к окнам, сорвал пленку, которая заменяла стекла, и стал стрелять по вертолету. В проеме двери появился другой басмач, он дал очередь по лежавшим людям. Меня ранило в левую руку. Кто-то крикнул: «Ребята, мне в сердце попало!» и захлебнулся кровью. Грохнул взрыв, все окуталось пылью и дымом. Я вскочил и увидел, как Ткаченко плечом разбивает окно, заделанное камнями. Вывалив их, он выскочил и побежал вниз по склону. Карцев с камнем в руках бросился к двери, крича мне «Прыгай в окно!» Я прыгнул, скатился с откоса, упал за каменный бруствер. Надо мной ревел вертолет, крутя пыль и мелкие камни. Солдаты прыгали из него. Очнулся в воздухе. Вертолет уносил меня и спасенных товарищей из когтей бандитов…
ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО
Энтээсовцы очень любят скорбеть о советском солдате, который-де толком не знает, что защищает в Афганистане. «Трудно им разобраться, что к чему, страдают, не знают за что».