Шакарим

Возложили на него и другие обязанности. Ему было поручено не только проследить за закупкой товаров у купцов, но и получить из окружной канцелярии бумаги для Абая, касающиеся жалоб на него. Шакарим получил подробные инструкции, с кем и о чем говорить. Кроме того, имел на руках письмо от Кунанбая к военному губернатору Полторацкому, в котором патриарх рода Тобыкты выражал свое почтение и, по сути, отчитывался о совершенном им хадже (паломничестве) в Мекку, который продлился почти полтора года — с конца 1872-го по 1874 год.

Кунанбай писал, что совместно с представителями из Младшего жуза он купил в Мекке гостиный дом для паломников-казахов, сделал в нем жертвоприношение и оставил хранителем дома человека по имени Канатбай. Он также сообщал военному губернатору, что вернулся из Мекки только в прошлом году и пока не вник в дела волости, которой руководит его сын Абай. Но жалобы, поступающие на него в уездную администрацию, пишут люди из противоборствующей партии. Еще при его правлении в должности ага-султана они не гнушались воровать скот и захватывать чужие выпасы. Кунанбай просил генерал-губернатора остановить разбирательство по лживым жалобам.

Сам Абай не хотел привлекать к ответу никого из жалобщиков, считая, что Бог им судья, и был против письма военному генерал-губернатору. Но Кунанбай строго-настрого велел Шакариму занести депешу в канцелярию. С этим юноша выехал в Семипалатинск летом 1875 года.

Все было в диковину в этой поездке. И трехдневный неспешный путь верхом по степи в сопровождении скрипучих телег, и переправа на пароме через Иртыш, и сам многоводный Иртыш с его бурным течением, заставляющим замирать дух. И, разумеется, город Семь Палат с сотнями деревянных домов по обоим берегам реки.

Шакарим, въехав в Жана Семей — левобережье, мгновенно запутался в кривых улочках. Он смотрел, не отрывая взгляда, на высокие заборы, силясь понять, зачем нужны такие неприступные дома-крепости, что скрывается за этими стенами — чьи жизни, страхи, ужасы, страдания…

Он остановился на левом берегу в большом двухэтажном доме старца Тиныбая Каукенова, известного семипалатинского купца второй гильдии. Сын Тиныбая Менлибай был женат на дочери Кунанбая Макиш, старшей сестре Абая. Многочисленное семейство Тиныбая проживало в городе, все его отпрыски имели свои дома. Шакариму было наказано в первый приезд прямиком идти к свату Тиныбаю. Его дом найти было легко — по всем известной мечети Тиныбая. Кунанбай сам всегда останавливался у свата, когда бывал в Семипалатинске. А хадж в Мекку он начал именно из дома Тиныбая, совершив намаз в его мечети. Позже из этой мечети начнет свой хадж и Шакарим. Сам Тиныбай совершил хадж значительно раньше — одним из первых казахов семипалатинского края.

Влиятельный и авторитетный купец сделал состояние не на мелкой торговле, которой практически не занимался. В расцвете лет он действовал с размахом, перегонял на север, в приграничные с казахской степью русские города, и на юг, в Китай, многотысячные отары овец, табуны лошадей, стада верблюдов. Обратно из России вез мануфактуру, из Китая — чай, сахар, пряности. На этом рынке Тиныбай выдержал жестокую конкуренцию с русскими и татарскими купцами. Деньги текли в дом, как говорится, рекой. Богатели и наследники, продолжавшие дело отца. В народе была в ходу то ли быль, то ли легенда о том, как тиныбаевский сын Менлибай поспорил однажды с русским купцом, кто быстрее растопит самовар бумажными деньгами — ассигнациями. Победил казах, как полагают, более широкая душа.

Когда Шакарим вошел в его дом, почтенному Тиныбаю было восемьдесят шесть лет. Он уже не снаряжал караваны в Китай и Россию, не скупал скот — этим занимались дети и внуки. Почти все свое время старец уделял мечети, благо она находилась рядом, в смежном дворе. Тиныбай занимался благотворительностью, поддерживая материально нуждающихся мусульман, содержал работников мечети.

Образ города, поразивший странствующего молодого человека, часы ученичества в неспешном общении с благочестивым основателем купеческого клана заставляли Шакарима как бы прислушиваться к чему-то в себе. Вникая в то, как Тиныбай творит свою родословную, уважительно перечисляя по памяти имена предков, без труда вспоминая подробности жизни то одного, то другого представителя рода, Шакарим поймал себя на мысли, что старец не просто скрупулезно перечисляет родных, углубляясь в события, а ткет, в сущности, историю всех казахов, легко ориентируясь в структуре кочевой вечности.

У молодого человека возникло желание тут же вынуть из сумки письменные принадлежности, чтобы записать некоторые особо заинтересовавшие его сведения. Но он не осмеливался прерывать собеседника, справедливо рассудив, что привыкший к традиционному — устному способу хранения знаний — старец может не одобрить его намерений. И только вечером в отведенной ему комнате стал по памяти записывать услышанное. История казахских родов, рассказанная семипалатинским старцем, легла на бумагу.