Это была лишь частица общей истории народа, но Шакарим ощущал подспудную тяжесть веков, скрытую во мраке незнания. Ему мучительно остро захотелось разорвать таинственную мглу, проникнуть взором сквозь завесу, скрывавшую тайну народа, терпеливо и мужественно существовавшего веками на огромном пространстве степи. Он еще не знал, в какой форме следует представлять факты, но решил для себя, что будет и в дальнейшем собирать и фиксировать на бумаге крупицы истории народа, ибо — Шакарим это чувствовал — в мире кочевья, которому грозили необратимые перемены, записанный текст может оказаться более прочным сводом народных знаний, нежели устное слово. Юноша задался мыслью о том, что надо будет по возвращении поговорить о новых впечатлениях с Абаем.
На следующий день первым делом зашел в мечеть Тины-бая, о который был много наслышан. Мечеть располагалась по соседству с домом. Она возвышалась на каменном фундаменте, все стены до купола минарета были деревянными. Купол и часть наружных стен украшала резьба. В окружении приземистых неказистых деревянных домов с плоскими крышами мечеть казалась особенно внушительным сооружением. Она была построена в 1834 году на личные сбережения Тиныбая Каукенова.
Полюбовавшись зданием снаружи, Шакарим вошел внутрь. Просторный зал был предназначен для молитв мужчин. За передней стеной находились внутренние помещения, а над ними, на втором этаже, — небольшой открытый зал, как догадался Шакарим, для женщин. Такого диковинного архитектурного решения он не встречал, оттого долго дивился на красивое убранство комнат.
Днем Шакарим переправился на правый берег Иртыша. Он ступил на неустойчивый паром с большой опаской. Воды величественной реки сулили неведомые испытания, но на ее середине он вдруг ощутил прилив сил. Свежие порывы ветра кружили голову. Шакарим не мог оторвать взгляда от неудержимого потока. Мощь его передавалась через неумолимое движение водной громады, которая надвигалась, словно стена, и с легким шумом обтекала тело деревянного плота. Несколько человек тянули руками веревку, надеясь вызволить паром из реки. Еще один перевозчик упирался длинным шестом с парома, покуда мог достать до дна реки. Но казалось, противоположный берег и не думал приближаться.
Шакарима охватил восторг. Неужели это грозное течение не прерывало свой бег и столетия, и тысячи лет назад, когда не было его, не было братьев, сестер, отца, деда, предков? Что за сила беспрестанно возвращает к жизни этот грандиозный поток? По какой причине он с мрачноватым видом, неукротимо и серьезно устремляется на север, не иссякая ни на миг? Как не подумать в такое мгновение о безнадежности человеческой жизни, о жалкой судьбе человека в сравнении с бесконечной жизнью этого поразительного создания природы.
Шакарим ощутил вдруг жгучую тоску по Чингистау, по родному аулу, по дому. Ему захотелось оказаться за низким столиком в юрте, чтобы записать впечатления о реке, мысли о скоротечности жизни, а заодно добавить к сведениям старца Тиныбая историю своего рода Тобыкты, которую слышал от взрослых, от деда Кунанбая. Почему-то именно сейчас ему показалось важным закрепить в истории, в вечности память об ушедших предках. Глядя на нескончаемый водный поток, он смутно сознавал, что на каком-то отрезке этого течения протекает и его жизнь, а река воплощает в себе миллионы жизней. Что может их объединять? Только память людская, хотя в ее надежности можно бесконечно сомневаться.
Город на правом берегу поразил Шакарима несказанно. Юноша словно шагнул в другой мир, переплыв реку. Так много разных людей видеть не приходилось. Он оборачивался вслед проходившим мимо русским горожанам. С интересом разглядывал шакиртов — учеников медресе. Улыбался одетым по-степному приезжим из аула как родным. Очень удивило обилие русской речи на улицах. По-русски говорили не только купцы, казаки, русские служивые люди, татары, но и некоторые казахи.
Деревянные срубы за высокими заборами уже не были для него новинкой, но отдельно стоящие капитальные дома купцов впечатлили сильно. Особенно долго он осматривал дом купца Степанова, выспрашивая осторожно у прохожих, что за бай живет в этих хоромах. А больше всего понравился красивый дом военного генерал-губернатора. На кирпичной кладке стены прочел дату постройки — 1856 год.
Шакарим прошел в канцелярию военного губернатора, располагавшуюся в пристроенном доме попроще. Чиновник принял его вежливо, вызвал толмача-татарина. Он впервые разговаривал с русским чиновником, сильно волновался, но дело уладилось быстро. Секретарь генерал-губернатора принял письмо Кунанбая и пообещал в течение месяца подготовить ответ.