Шакарим

Глядя на эту пустынную равнину, трудно поверить, что в ту пору миллионы казахов жили не в городах и селах, как сейчас, а в степи и кочевали со скотом с зимних стойбищ на летние пастбища и отправлялись по осени обратно на зимовки. Чингистау был местом обитания многих тысяч семей, их оплотом, домом, стоянкой во Вселенной. Здесь сегодня царит безмятежный покой. Степь словно ожидает молчаливо исчезнувших своих обитателей. По долине гуляет ветер, разнося запах трав, который налетает волнами, как дыхание океана. Трели жаворонка в вышине едва слышимы, потому что их заглушает пение ветра — это вечная мелодия Чингистау, которой можно наслаждаться на вершине любого из бесчисленных холмов. Былинка ковыля в руке, сорванная в безотчетном порыве, роднит со всей степью, с прошлым и настоящим. Желтый цветок, спрятавшийся среди трав, кажется, уместил в себе судьбу Шакарима, волнующую и горестную, трагическую и возвышенную.

Родную землю, ту долину, в которой появился на свет, Шакарим почитал за святыню, обращая к ней самое сокровенное. В последний год жизни он написал такие строки:

Я уйду в Байкошкар, если вдруг заскучаю,
 Я вернусь в старый двор, если сердце в печали,
Если вдруг поразмыслить захочется.
Это место рождения жизни моей[1].

Шакарим не столько озабочен предчувствиями, сколько создает парадиз родового гнезда. В картину возвращения «в старый двор», где «жизнь подобна раю», вложены такие существенности, как сердце и мысли поэта, отрада песен его и счастье одиночества, думы-слова и мудрость ожидания конца жизни. Он имел все основания, чтобы боготворить родную обитель:

Буду песни писать,
В них отраду искать.
Буду жить в одиночестве
Много-много счастливых дней.
Здесь жизнь подобна раю.
Здесь горести я не знаю.
И покуда смерть не придет забирать,
Буду из дум, как ягоды, слова выбирать.

Для казахов Чингистау не просто живописные склоны холмов, расщелины и луга вдоль множества речушек. Их древние названия аккумулируют быт и бытие: Щет (окраина), Караул (форпост), Кос (становье), Бузау (теленок), Кундызды (соболиное) и многие другие. Истершаяся за столетия народная память хранит не одни лишь названия досточтимых мест, но и носит в себе архетипы событий, происходивших в степи в прошлые века. Например, казахи отождествляют свою колыбель с образом Чингисхана, который, по народному поверью, останавливался в своих походах именно в названных краях. Это могло быть в 1219 году, когда будущий Потрясатель Вселенной пошел войной против хорезмшаха, разорив по пути Бухару, Самарканд и обратив в прах Ургенч, Балх, Бамиан, Нишапур. А перед этим он сровнял с землей Отрар и покорил другие города на Сырдарье.

Вторая остановка Чингисхана в казахской степи была более длительной — он провел в этих краях весну и лето 1224 года, возвращаясь из шестилетнего похода. Достоверно известно, что ставка Чингисхана прошла между Балхашем и Алаколем и утвердилась в благоприятной местности. Так почему этой местностью не мог быть Чингистау, богатый дичью, пастбищами, тенистыми долинами меж горных хребтов? Название горы Орда в северо-восточной части Чингистау, возможно, указывает на расположение ханской ставки.

У местных жителей в ходу легенда о том, что Чингисхана провозгласили ханом здесь, подняв на белой кошме на одну из горных вершин, именуемую ныне Хан-Биик. Легенду в конце XIX века письменно удостоверил Халиолла (Халел), сын Кунанбая и дядя Шакарима: