Шакарим

«О, древний Чингистау! Чего ты только не насмотрелся с тех пор, как поселился здесь человек. Ты пропустил через себя и Чингисхана, и Тамерлана, и многих других завоевателей. Ты видел взлеты и падения, восхождение и исчезновение многих и многих людей, у которых загорались и гасли сердца, бушевала в груди радость, сменявшаяся печалью. Видел многих молодых, которые стремились к цели и достигали ее. Видел, как покидала несчастных надежда, сиявшая прежде, как солнце. Какие только народы не жили здесь, отлавливая дичь, выращивая скот. Ты видел, как текла кровь рекою. Но и прекрасным, как солнце и луна, девушкам, и цветущей молодежи, и батырам без страха и упрека с львиными сердцами, и проходимцам, обманувшим мир, и сладкоречивым ораторам, биям, — всем дал лишь по пяди земли, размером с очаг, отрытым в земле, всех схоронил на своей груди. И стоишь, равнодушно возвышаясь, словно ничего не видел, не слышал! Но и этого мало, ты раскинул во всю ширь от востока, где стремительно появляется солнце, до запада, куда долго катится день, свои объятия, словно кереге юрты. И разве я не слышу, как ты безмолвно взываешь: «Идите, идите ко мне! Узнайте в моих объятиях радость и невзгоды, придите, растрачивающие недолгую жизнь в суетной борьбе». И что мне делать, когда я слышу эти твои немые призывы?»

Смутная печаль, которая таится в переживаниях Шакарима, рождена не одной лишь скорбью о суете сует сынов человеческих. Чингистау был грозным символом в памяти кочевых людей, помнивших голодные годы, познавших лютую силу зимнего бурана, который заносил снегом все окрест, надолго покрывая горы вьюжным и стылым одеянием.

Нам, смиренным потомкам кочевников, такое прошлое могло бы показаться нестерпимым, если бы Чингистау как вместилище древних легенд не пребывал бы во здравии и сегодня. Ощутить его присутствие достаточно легко, ведь все мы вышли из заговоренного круга Степи, в природном и духовном средостении которого выросли наши предшественники — гениальные Абай, Шакарим, Мухтар Ауэзов. И притягательная сила Чингистау, его великая тайна, которую стремился познать Шакарим, состоит в том, что эта легендарная топология кочевья дарит надежду.

Она существует потаенно и неопровержимо, потому что мы пребываем в этом мире на тех же основаниях, на которых появились на свет и жили в свое время предки нашего героя — Кенгирбай, Ыргызбай, Кунанбай. Их роль в родословии Шакарима и его дяди Абая столь же объективна, как объективна роль выходца из шотландского поместья Георга Лермонта и его потомков в генеалогии М. Ю. Лермонтова.

Свет и тени великих предков

Наиболее полно о своих предках Шакарим поведал в знаменитой книге «Шежире…» — «Родословной тюрков, киргизов, казахов и ханских династий».

Историю рода Тобыкты, что входит в племя Аргын, Шакарим особенно подробно повел со времен Великого бедствия. (В дальнейшем, во избежание путаницы, под племенем понимается крупный род, по сути, объединение родов. В свою очередь, роды у казахов делятся на подроды.)

Начиная со второй половины XVII века Казахское ханство беспрерывно подвергалось нападениям со стороны джунгар (казахи называли их калмаками). Давать отпор агрессивным соседям с каждым годом становилось все труднее. Джунгары стремились в казахскую степь, пытаясь избавиться в первую очередь от губительного давления маньчжурских императоров. К началу XVIII века джунгары распространили свое влияние на Алтай, Восточный Туркестан, среднее и верхнее течение Иртыша, среднее течение Тобола и Ишима. В 1722 году Джунгария заключила мир с Китаем, освободившись на время от давления Цинской империи.