Шакарим

В те годы он еще не желал страстно сочинять драматические произведения. Не жил иллюзиями, не витал в облаках, не питался одними лишь фантазиями, к которым склонны жители необъятной и загадочной степи. Вымысел для них не только игра ума. Казахи вечно придумывают истории, воображая себя творцами или героями, находя в них, вероятно, оправдание собственного существования. Но Шакарим был лишен мифотворческого настроя. Его лирика отличалась более философией, нежели художественной таинственностью. Жизнь приучила мыслить конкретно, чему способствовала работа волостным управителем. Руководство большим хозяйством не оставляло места фантазиям. Образное мышление лежало в основе стиля, этого было не отнять. Однако сюжетные изыски и сказочные перипетии не просились пока на бумагу.

Стихи его точны, емки и конкретны. Он смело читал их народу, когда разъезжал по аулам, призывая сородичей к благочестию. И поэтические памфлеты имели необыкновенное воздействие. Ему внимали и верили, хотя в своих стихах он по традиции, уверенно развитой Абаем, темпераментно обнажал людские пороки, не щадя земляков, поступки которых служили объектом пристрастного разбора. В большом стихотворении «К молодежи», которое датируется 1879 годом, но дополнялось и перерабатывалось в последующие годы, Шакарим суров, как мороз в степи, безжалостен, как знойное июльское солнце:

Грязным уловкам своим примененье нашли,
В полный обмана и хитростей мир вы вошли.
Стыд, доброту, воздержанье скрутили в узду.
Так поглядите, к чему вы в итоге пришли.
Спорили буйно, враждой раскололи народ,
Темой пустою заткнуть попытались всем рот.
Тот, кто сегодня — ваш друг, назавтра — ваш враг,
Он миротворцем прикинется, наоборот.

Пороки, описываемые Шакаримом, существовали во все времена. Они легко идентифицируются, выделяясь на чистом полотне жизни. И при известной храбрости не требуется вроде бы больших усилий, чтобы их осмеять.

Однако поэзия — совершенно иная субстанция, нежели проза жизни степняков с непростым бытом и тяжелым скотоводческим трудом. Если бытие в их представлении — это обыденный отпечаток вечности, то поэзия — хрустальный образ чуда, озаряющий тусклую жизнь волшебным блеском. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, как и в стихах Абая, простые, но ясные нравственные конструкции Шакарима, облеченные в поэтическую форму, имели успех среди слушателей:

Где честь, милосердье, приличие — где?
Разрозненно, кучками бродим везде,
Рукою махнув — мол, все это видали.
Невежды, где польза сородичам — где?

Впрочем, филиппика «К молодежи» посвящена не столько отрицательным нравам, достойным презрения, сколько отношению сородичей к Абаю. О ком мог говорить Шакарим в одном из первых своих крупных произведений? Разумеется, об учителе, который, по мнению впечатлительного ученика, был абсолютно самостоятельным мыслителем, не похожим ни на книжных мудрецов, ни на умудренных жизнью осторожных и эгоистичных степных «пескарей».

Это ж Абай — делец, торгующий умом,
Ах, какие ценности залежались в нем.
Если знаешь код — бери, отдаст он даром,
Никто еще не смог забрать все целиком.

Прозрачная метафора не может скрыть пиетета перед учителем. Шакарим его боготворил. Никому еще — по неискушенному мнению ученика — не удавалось отобразить в стихах кочевую жизнь в столь богатом разнообразии, никто не живописал ее с такой пылкостью, как Абай. И никто не мог с той же ясностью понять и описать хаос и убожество мира. Его ум — сокровищница драгоценных мыслей. Но добраться до нее стоит больших усилий. Для этого надо знать путь к Абаю и иметь желание идти непростой дорогой до конца — вот смысл призыва Шакарима.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТРИАДА ДУХОВНЫХ СТРАНСТВИЙ

В наплыве грез и лабиринтах жизни

Шел последний год трехлетнего срока пребывания на посту волостного. Шакарим вдруг подумал, что будет жаль расставаться с должностью.

В первое время он чуть ли не по каждому серьезному вопросу мчался советоваться с Абаем или с другим дядей Ыскаком. Но постепенно освоился с обязанностями, стал рационально и весьма разумно планировать сезонные кочевки. Недовольных по-прежнему хватало, отдельные главы семейств, как обычно, норовили действовать по-своему, настраивая сторонников на барымту. Однако обстоятельность, особого рода красноречие и природная доброта Шакарима действовали благотворно. Чаще всего ему удавалось уговорить аксакалов согласиться с ним.