Шах и мат

Ставки высоки, скорость тоже, и Нолан не показывает ни единой эмоции, ни в чем не сомневается, кажется, в приглушенном свете комнаты он даже не моргает. Лоб ровный, без морщин. Руки не дрожат. Его колено касается моего – не каждый ход, но время от времени. Он этого словно не замечает, и я ненавижу его. Я чувствую себя неуклюжей, неповоротливой, нескладной, каким-то нелепым чудовищем рядом с ним. Меня как будто вывернули наизнанку, я словно стала прозрачной, с открытой раной на сердце, а Нолан в любой момент может залезть ко мне в череп, достать оттуда острые, больно впивающиеся осколки прошлого и заставить истекать кровью.

Вскоре я теряю пешку и чувствую себя тупой.

– Черт, – бормочу я.

– Это всего лишь пешка, – шепчет Нолан, не отрывая взгляда от доски.

– Заткнись.

Дрожащими пальцами я перемещаю коня вперед, и теперь речь не просто о пешке. Я оставляю слона незащищенным и упускаю возможность сделать рокировку. Мне приходится молча наблюдать, как Нолан съедает несчастного слона, тут же я атакую его ладьей, желая заставить страдать. И теряю две фигуры, совершенно проглядев, что его королева подбирается к моему королю, и черт, черт, черт…

– Мэллори, – его рука накрывает мою руку, словно заключает в ловушку. Я смотрю на его красивое, ненавистное лицо. – Прости за то, что сказал. Я перешел черту.

Не хочу ничего слышать.

– Давай закончим.

– Не знаю, как на самом деле обстояли дела с твоим отцом…

– Давай. Закончим.

Нолан качает головой.

Я издаю горький смешок:

– Ты месяцами был зациклен на мысли об этой игре. А теперь…

– Я был зациклен не на игре, и ты должна перестать лгать себе. Я не хочу играть с тобой вот так.

– Значит, теперь тебе нужна идеальная обстановка? Может, мне переставить мебель? Разложить кругом сушеный шалфей? Расскажи, чего ты хочешь, и я…

– Ты знаешь, чего я, черт возьми, хочу, Мэллори? – он наклоняется ближе, на его лице ярость. – Я хочу, чтобы тебя здесь не было.

Я едва не задыхаюсь от возмущения:

– Да пошел ты! Это ты просил меня быть твоим секундантом…

– Я хочу, чтобы ты была где-нибудь в другом месте. Тренировалась со своими собственными секундантами для игры со мной. Чтобы мы смогли сыграть по-настоящему уже в Италии. По-настоящему, понимаешь? – Его глаза сверкают. Рука все еще лежит на моей. Я чувствую ее вес. Тепло. – Возможно, твое присутствие в этом доме – единственное, что заставляет меня вставать по утрам, но давай перестанем притворяться, что эта ситуация похожа на то, в чем мы оба нуждаемся.

Я закрываю глаза. Он прав. Это… неправильно. Все это неправильно.

– У нас был всего один шанс, – шепчу я. – И я его упустила.

Как упускаю все в своей жизни. Друзей. Семью.

– Будут и другие турниры. – Нолан делает глубокий, успокаивающий вдох. – Через два года будет еще один чемпионат мира…

– Я не буду в нем участвовать. Я вообще не собираюсь притрагиваться к шахматам после этого лета.

Он сглатывает:

– Ладно. Что ж… что есть, то есть. – И отводит взгляд. Затем оборачивается ко мне, выражение лица становится мягче. – Прости. Ты права, я ничего не знаю о семьях. Пожалуйста, прими мои извинения и давай прекратим эту самую ужасную партию в твоей жизни. Давай просто… пойдем спать. Мы устали.

Я бросаю взгляд на доску. Расстановка черных напоминает любительский безумный беспорядок.

– Боже, что со мной не так?

– Транзиторная глобальная амнезия. О таком непросто догадаться.

У меня вырывается смешок, и мой гнев тает, как снег на солнце. Нолан тоже смеется – я чувствую его теплое дыхание у себя на щеке. Мы слишком близко.

– Прости. За игру.

В его глазах пляшут золотые искорки. С такого расстояния я легко могу разглядеть небольшие светлые веснушки у него на лице, и они… прехорошенькие. Так бы и съела.

– За такую игру только и извиняться.

Я хихикаю. Прокашливаюсь:

– Думаю, тебе стоит отойти. В этом доме живут другие люди.

Кажется, он не понял.

– И?

– Они могут зайти в любой момент и подумать, что мы тут занимаемся чем-то непотребным.

Нолан улыбается:

– Они скорее подумают, что мы убиваем друг друга из-за незначительной…

В моем мозгу происходит короткое замыкание. Может, все дело в том, что уже поздно и я потеряла коня меньше чем за десять ходов в самой унизительной партии в моей жизни. Может, все дело в том, как пахнет Нолан – знакомо и приятно. Я знаю лишь, что какое-то мгновение смотрю на него, а потом уже нет, потому что подалась вперед и коснулась своими губами его…

Поцелуй.

Что тут скажешь. Именно так это и называется – неловкий, легкий поцелуй. Я целую Нолана Сойера и…

Потрясенная, отстраняюсь.

– Прости. Прости. Я… – вскакиваю на ноги. Коленями задеваю доску, сбивая фигуры. Кончиками пальцев касаюсь губ, пытаясь понять, что чувствую.

Чувствую себя по-другому. Изменившейся.

– Мэллори.

– Я не знаю, зачем сделала это. Я просто… Мне так жаль.

Нолан не отрывает от меня взгляда, будто в этой комнате я единственный центр его притяжения, будто во Вселенной никогда не существовало никого подобного мне. Сердце бьется где-то в горле, и я хочу поцеловать его снова или убежать как можно дальше.

– Прости, я… – повторяю, не в силах закончить.