Шах и мат

Дарси однажды рассказала мне об исследовании, в котором изучали сердечный ритм шахматистов во время важных соревнований. У Нолана сердце всегда билось медленнее, чем у остальных. Ровнее. Так вот почему он сейчас спокойно стоит передо мной в боксерах и футболке «Коимбра[50] Шахматы 2019», а я трясусь как осенний лист?

– Ты этого не хочешь? – спрашивает Нолан.

– Нет. В смысле да. В смысле, я не не хочу этого. Но… мы только что поцеловались, и тебя это как будто совсем не удивляет и…

Он пожимает плечами:

– Так и есть.

– То есть?

– Я знал уже много месяцев назад, что хочу этого, Мэллори. Возможно, понял в тот день, когда мы с тобой сыграли в первый раз.

Я сглатываю:

– Не понимаю.

Нолан подходит ко мне вплотную. За два шага он оказывается рядом, и по какой-то необъяснимой причине меня трясет. Внутри землетрясение небольшой магнитуды, будто кто-то опрокинул на доске два десятка королей. Нолан вновь обхватывает мое лицо ладонями.

– Я здесь, Мэллори. Ничего плохого не случится. Позволь себе хотеть этого, потому что это у тебя уже есть. У тебя есть я.

О боже. Боже, боже, боже. Я начинаю дрожать еще сильнее.

– Я… Мы… Мы будем трахаться?

Я специально пытаюсь смутить его этим словом, но он по-прежнему невозмутим.

– Нет. Мы будем спать.

Мы ложимся на кровать, и каким-то чудом в этом нет ничего неловкого. На мне легинсы, хлопковая футболка и никаких украшений, так что вполне удобно. Не потому, что моя голова покоится у Нолана на груди, а его ноги переплетены с моими и я чувствую его ровное сердцебиение, похожее на мерное тиканье часов.

– Я не успела умыться, – говорю я. Меня все еще потряхивает, хотя и не так сильно. Я буквально сама не своя.

– Ничего страшного. В девятнадцатом году в Коимбре победил Антонов.

У меня вылетает нервный смешок.

– Я… Не думаю, что смогу уснуть.

– Хочешь, расскажу тебе сказку на ночь? – Рука Нолана мягко проходится по моим волосам на затылке. – Она называется «Полгар против Ананда, 1999 год» и начинается с е4–с5.

Я издаю стон. Но затем с улыбкой спрашиваю:

– И что потом?

– Конь на f3. d6. d4.

– М-м-м.

– Ага.

– И что потом?

– Сначала черная пешка съедает белую на d4, затем белый конь съедает черную пешку на том же поле. Конь на f6. Конь на c3…

Я засыпаю на середине игры – во второй раз в жизни в чьих-то объятиях. Во второй раз в жизни в объятиях Нолана Сойера.

Глава 21

К трем часам следующего дня Нолан не сказал мне больше пятнадцати слов.

«Зачем он пошел конем на a5?»

«Мог бы пожертвовать королевой».

И мое любимое: «Я пойду за маффином – тебе принести?»

Возможно, предыдущая ночь была галлюцинацией. Возможно, наш поцелуй мне приснился. Я проснулась в полном одиночестве, на прикроватном столике дымилась кружка со свежим кофе. Возможно, мне не помешает провериться у…

– Что ты думаешь, Мэл? – спрашивает Тану. Судя по интонации, вопрос она задает не в первый раз.

– О чем?

– Об этой позиции. Что бы ты сделала?

Я бросаю взгляд на доску. Мы анализируем одну из прошлогодних партий Коха. Ну, остальные анализируют. Я витаю в облаках.

– Слабая. Ферзевый фланг практически не защищен.

– Ага, Нолан сказал то же самое.

Подняв на него глаза, я моментально заливаюсь краской. Судя по всему, теперь я такая – переживаю, что какой-то рандомный чувак, с которым я даже не спала, потерял ко мне интерес, потому что у меня в голове каша, я ворочаюсь, когда сплю, а мое утреннее дыхание не ароматнее мусорки за рыбным рестораном.

Все это пока для меня неисследованная территория. Совершенно новая галактика. Я и так привыкла волноваться, что мама, Дарси, Сабрина и Истон думают обо мне. Еще один человек в этот список не влезет.

– Ты согласна, Гринлиф? – спрашивает Эмиль.

Дерьмо.

– Прости, с чем?

– С тем, что сказал Нолан.

Выражение лица Нолана непроницаемо.

– Он слишком поздно сделал рокировку, – повторяет он.

Я вновь окидываю доску взглядом.

– Ну, или ему не надо было делать рокировку в принципе, – произношу я, притворяясь, что ни капельки не взволнована.

– Кох такой нестабильный. – Эмиль потирает виски. – Как можно в одной партии совершать такие идиотские ошибки, а в другой – выдавать шедевры, как в партии против Гринлиф? У него как будто раздвоение личности.

– И какая личность будет играть в Италии? – спрашивает Тану.

Никто не отвечает. Нолан смотрит в пустоту, а я тем временем совершенно неприличным образом пялюсь на него.

Мы анализируем эндшпили Коха до позднего вечера. Когда Нолан и Эмиль наконец встают, чтобы приготовить ужин, солнце уже несколько часов как скрылось за горизонтом.

– Ты здесь до конца января? – спрашивает Тану низким голосом.

Парни в это время спорят, когда нужно бросать макароны в воду: до или после закипания. (Нолан: «Какая разница? Так быстрее». Эмиль: «Ты – и я особенно хочу это подчеркнуть – неотесанный крестьянин».)

– Такой был план. А ты нет?

– Только до начала семестра.

– Оу, – я думаю о том, что мы с Ноланом останемся совсем одни в этом доме. – Оу.

– Конечно, Дефне приедет и поможет, когда нас не будет, – продолжает Тану.

Я хмурюсь. Дефне одобрила мой статус секунданта Нолана, потому что считает, что это отличная практика, но…