Шах королевы

— Плохо. Я очень себя плохо чувствую, Саша, — сердито кося глазом в сторону Анны, многозначительно произнесла она, надеясь, что Саша уловит-таки эту многозначительность в ее голосе и не станет настаивать на предложенном «загуле».

— Да брось, Натусь! Посидим сейчас… Я и ужин сам приготовлю! А? Пойдемте, девчонки, на кухню! Вы будете сидеть праздными светскими дамами, вино потягивать, а я буду вокруг вас суетиться со сковородками! Наташка, где у нас сковородки?

Последнюю фразу он произнес уже из кухни, и слышно было, как загремели открываемые дверцы шкафов, и глухо звякнул металл, и вдобавок упало и разбилось что-то под аккомпанемент его веселого чертыхания.

— Я правда очень плохо себя чувствую! — сквозь зубы сердито прошипела Наташа, впихивая голубую папочку Анне в руки. — Неужели тебе непонятно?!

— Почему же, понятно… — гордо вздохнула Анна, поднялась из кресла и медленно пошла к выходу из гостиной. Уже в дверях полуобернулась к ней, улыбнулась летуче и, минуя коридорчик прихожей, устремилась на кухню, весело и снисходительно приговаривая: — Саша! Саша! Не надо так стараться, ты все здесь сейчас переколотишь! Ну вот, сахарницу разбил, рассыпал все…

— Ну, это не страшно, Анна! Вот если бы я соль рассыпал, тогда… А кстати, какая это примета — сахар рассыпать? Если соль, то к ссоре, а сахар?

— А сахар, наверное, наоборот. То есть…

Не к ссоре, а…

— …А сахар рассыпать — это к миру в семье! К любви между женой и мужем! Несмотря ни на что! — прервала их разговор Наташа, появляясь вслед за Анной на кухне.

Наверное, это прозвучало у нее слишком уж раздраженно, да еще и вперемешку с менторским назиданием, потому как Саша обернулся и глянул с неловкостью, вроде: эк тебя на пафос разнесло, мать… Пожав плечами, Наташа улыбнулась ему через силу, устало прикрыла глаза и тяжело, почти со стоном вздохнула — в общем, всячески, как могла, продемонстрировала свое недомогание, ради которого он, собственно, и примчался домой с работы раньше обычного. Только результата не достигла. Не мелькнуло в Сашиных глазах ни капли сочувствия и заботы, наоборот, очень веселыми были глаза мужа, с дрожащим в них опасным праздником. И губы подрагивали в едва сдерживаемой улыбке, и лицо было… Нет, не чужое, оно частенько было таким, бесшабашно-радостным, но только радость эта и бесшабашность всегда были направлены в ее, в Наташину, сторону. А теперь… А теперь, получается, пришла Анна, оттеснила, отобрала у нее мужнину радость и сидит себе, улыбается, и блестит глазами, и губами подрагивает в такой же едва сдерживаемой улыбке. Дрянь такая! А может, взять и скандал устроить? А что? Взять и расставить все по своим местам! Мужнину радость — законной жене, а те, которые «дряни такие», пусть убираются с чужой территории, нечего тут… Да, надо бы устроить скандал, только сил нет…

Ее и впрямь будто сковало всю. Внутри все плескалось больным возмущением, а сверху — лед. И в голове будто камень горячий сидит, прожигает мозги насквозь, и язык онемел — ни слова произнести невозможно. Так бывает в ночном кошмаре, когда надо бежать, и ты изо всех сил стараешься, а ног не ощущаешь, и стоишь на месте, и ждешь беды…

— …Наташа! Наташ! Да что с тобой, в конце концов?

Она будто очнулась от навалившегося кошмара — Саша стоял рядом, склонившись к лицу, тряс ее за плечо. Анна примостилась к нему сбоку, угодливо протягивала стакан с водой, смотрела вроде как сочувствующе, но лучше бы уж вообще не смотрела. Под ее взглядом Наташа вздрогнула и тут же икнула некрасиво, и Саша едва заметно поморщился, будто ему стало ужасно неловко за жену. Ей и за саму себя отчего-то было неловко. Будто она лишней тут оказалась, в собственном доме. Все, все было не так! Будто вывернули ее силой наизнанку, на некрасивую и безобразную изнанку, и предъявили всем: смотрите, мол, это же не имеет настоящей заявленной стоимости, это подлежит немедленной и справедливой уценке, и место этому на дешевой распродаже, в базарный день за рубль ведро…

— Я, пожалуй, пойду… — откуда-то свысока, как Наташе показалось, прозвучал уверенно-снисходительный Аннин голос. — А то Наташе совсем плохо станет…

— Да нет… Погоди, Анна! Погоди, сейчас все образуется! И вовсе не из-за тебя ей плохо, с чего ты взяла? Останься! — сказал Саша.

Наташа вздрогнула — голос показался ей совсем чужим. Не Сашиным…

— Нет. Как-нибудь в другой раз. Я пойду, Саша…

— Тогда я провожу!

— Да? Ну как хочешь… — пожала Анна красивыми, идеально смуглыми плечами и элегантно развернулась к двери.

— Саша… — отчаянно то ли проговорила, то ли жалобно простонала Наташа и даже руки к нему воздела в умоляющем жесте.

— Наташ, ну чего ты, ей-богу… — холодно и с недоумением отвел он от себя ее руки. — Перестань, неудобно…

— Не уходи, Саш… Пожалуйста…

— Но я же только провожу, что ты? Странная какая, честное слово…

Он точно так же пожал плечами, как Анна. И точно так же быстро и элегантно исчез из кухни, и было слышно, как они шуршат вместе в прихожей, о чем-то тихо переговариваясь. Недолго шуршали, полминуты всего. Очень торопились, наверное. Потом хлопнула дверь…