Шах-наме

Родился Фаридун благословенный,
И стало новым естество вселенной.

Стан кипариса, мощь богатыря,

Из глаз лучится благодать царя,—

Он засиял, дневному солнцу равный,

Он излучал Джамшида блеск державный.

Как дождь, он миру был необходим,

Как мудрость, нужен был сердцам людским.

Над ним кружился свод небес просторный,

Грядущему властителю покорный…

Вот родилась и телка в том краю.

За кроткий нрав хвалили Бирмаю.

Цвета шерстинок — желтый, алый, синий —

Горели ярко, словно хвост павлиний.

Потрясены, столпились перед ней

Мудрец, и звездочет, и чародей.

Пошли средь старцев пересуды, толки:

Никто не видывал подобной телки!

Меж тем кружил Заххак, страшась беды:

Искал он Фаридуновы следы.

И вот отца младенца, Абитина,

Уже рука настигла властелина.

Бежал он, чтоб душа была жива,

Но, жизнью сыт, он стал добычей льва!

Злодеи-слуги змея-господина

Однажды изловили Абитина.

Как барс, был связан этот человек,

И дни его бесчестный царь пресек.

Когда узнала, какова утрата,

Мать Фаридуна, разумом богата,—

Ей имя — Фиранак, была она

Любви к ребенку своему полна,—

Судьбою сражена, с тоской во взоре,

На ту лужайку побежала в горе,

Где Бирмая росла в траве густой,

Сверкая небывалой пестротой.

Пред стражем пастбищ Фиранак предстала,

Кровавыми слезами зарыдала,

Моля его: «Дитя мое возьми,

Он злобными преследуем людьми,

Ты замени ему отца родного,

Пусть молоком поит его корова.

Награды ждешь? Дитя свое любя,

Не пожалею жизни для тебя!»

Слуга лесов, коровы страж всечасный,

Ответил праведнице той несчастной:

«Рабом я буду сыну твоему,

Я, как слуга, твои слова приму!»

Три года пастырь верный и суровый

Поил ребенка молоком коровы.

Дитя везде искал страны глава.

Везде о дивноцй телке шла молва.

Мать Фаридуна прибежала снова,

Сказала пестуну такое слово:

«В моей душе, исполненной тревог,

Явилась мысль: ее внушил мне бог.

Мне надо действовать, бежать быстрее,

Мой сын мне жизни собственной милее!

С ног отряхну я прах земли волхвов,

Близ Хиндустана мы отыщем кров.

Спасу я от врагов красавца сына,

Горы Албурз укроет нас вершина».

Проворней серны, легче скакуна

С ребенком в горы понеслась она.

В горах отшельник жизнью жил святою,

Расстался он с мирскою суетою.

«О праведник, — ему сказала мать,—

Мой край — Иран, и мне дано страдать.

Знай, что к тебе пришла я с милым сыном,

Что станет он Ирана властелином.

Ты должен сторожить его покой

И дорожить им, как отец родной».

Тот принял сына по ее наказу,

Дитя не обдал холодом ни разу…

Но до Заххака весть дошла, увы,

О потаенных зарослях травы.

Как пьяный слон, обрушить гнев готовый,

Пришел — и жизнь он отнял у коровы.

Траву он выжег, истребил стада,

Опустошил ту землю навсегда.

К жилищу Фаридуна поскакал он,

Обрыскал все, — дитя не отыскал он,

Айван его спалил, смешал с золой,

Дворец его свалил, сровнял с землей.

Шестнадцать лет прошло над Фаридуном,

В долину отроком сошел он юным.

Пришел он к матери, сказал: «Теперь

Неведомого тайну мне доверь.

Скажи мне, кто я? Семени какого?

Кто мой отец? Я племени какого?

Что я скажу собранию: кто я?

Мне быль поведай, правды не тая».

«О славный сын мой, — Фиранак сказала,—

Как ты велишь, все расскажу сначала.

Знай, жил в Иране человек один,

Чье имя, сын мой, было Абитин,—

Царей потомок, витязь безупречный,

Отважный, мудрый и добросердечный.

Он к Тахмурасу возводил свой род,

Всех предков знал своих наперечет.

Тебе он был отцом, а мне супругом,

Моим он светом был, отрадой, другом,

Но вот Заххак, прислужник темных сил,

Свой меч занес: тебя убить решил.

Скрывала я тебя, спасти желая.

О, сколько дней тяжелых провела я!

Отец твой, витязь, взысканный судьбой,

Из-за тебя пожертвовал собой:

Две выросли змеи из плеч убийцы.

Стонал Иран под властью кровопийцы.

Чтоб ублажить двух ненасытных змей,

Мозг твоего отца пожрал злодей.

Тогда бежала я в леса глухие,

Не проникали в них глаза людские,

А там, являя красок пестроту,

Жила корова, как весна в цвету,

И на траве, как царь, спокойный, строгий,

Пред нею страж сидел, скрестивши ноги.

Тебя тому я стражу отдала,

Он пестовал тебя, хранил от зла.

Вскормленный молоком коровы чудной,

Ты, словно барс, окреп в глуши безлюдной,

Но про корову и прекрасный луг

Дошел внезапно до Заххака слух.

Тогда я унесла тебя из леса,

Покинув дом, бежала я от беса.

И стража он убил и Бирмаю —

Ту кроткую кормилицу твою.

Он в яму превратил твою обитель,

И пыль дворца взвил к небесам властитель».

У Фаридуна гнев блеснул в очах,

Пришел он в ярость при таких речах,

Он, материнским потрясен рассказом,

Наполнил болью — сердце, местью — разум.

Сказал он: «Львенок превратится в льва,

Лишь силы испытав свои сперва.

Доколе нам страдать под властью мрака?

Теперь я меч обрушу на Заххака.

Идя путем пречистого творца,

Столбом взметну я пыль его дворца!»

Сказала мать: «Нет разума в решенье —

Вступить со всей вселенною в сраженье.

Принадлежит Заххаку мир земной,

Он кликнет клич — войска пойдут войной:

Из каждой части света в бой суровый

Сто тысяч смелых двинуться готовы.

Желая мести, ты не должен впредь

На мир глазами юности смотреть:

Хмель юности вкушая, к людям выйдешь,

Но в мире одного себя увидишь.

Ты во хмелю свои развеешь дни,—

Мой сын, да будут счастливы они».