Шах-наме

Был призван шахом Заль седоволосый,
Чтоб задали жрецы ему вопросы.

Мобеды сели, бодрые душой,
А перед ними — витязь молодой:

Он должен дать на те слова ответы,
Что пологом таинственным одеты.

Сказал один мобед, к добру влеком,
Воителю, богатому умом:

«Двенадцать видел я деревьев стройных,
Зеленых, свежих, похвалы достойных,

На каждом — тридцать веточек растет,
Вовеки неизменен этот счет».

Другой воскликнул: «Отпрыск благородных!
Погнали двух коней, двух быстроходных.

Несется первый, черный, как смола,
А масть другого, как хрусталь, светла.

Торопятся, бегут они далече,
Но первый со вторым не сыщет встречи».

Промолвил третий: «Тридцать седоков
Пред шахом скачут испокон веков.

Один — всмотрись получше — исчезает,
Но их число вовек не убывает».

Сказал четвертый: «Пред тобою — луг.
Шумят ручьи, трава растет вокруг.

Могучий некто с острою косою
Придет на луг, сияющий красою,

Все, что цветет, что высохло давно,
Не внемля просьбам, скосит заодно».

«Подобно камышам, — промолвил пятый,—
Два кипариса из воды подъяты,

На каждом птица свой свивает дом,
Днем — на одном, а ночью — на другом.

Слетит с того — и ветви вдруг увянут,
На это сядет — сладко пахнуть станут.

Один — вечнозеленый кипарис,
Другой — в печали чахнет, глядя вниз».

Сказал шестой: «Богат водой проточной,
Средь горных скал воздвигнут город прочный.

Но люди той заоблачной земли
Ему пески пустыни предпочли.

Дома в сухой степи тогда возникли,
Тогда рабы и господа возникли.

Забыли все о городе в горах,
Воспоминанья превратили в прах.

Но раздается гул землетрясенья,
Их область гибнет, людям нет спасенья,—

Тогда-то город вспоминают свой,
Тогда-то жребий проклинают свой.

Слова жрецов за пологом сокрыты.
Их смысл раскрой, их сущность разъясни ты.

Когда ж постигнешь их, о витязь наш,
Из праха чистый мускус ты создашь!»

Заль вдумался в таинственные речи,
Обдумав, он расправил грудь и плечи,

Затем открыл свои уста, готов
Ответить на вопросы мудрецов;

«Дерев двенадцать названо вначале,
На каждом — тридцать веток насчитали.

Двенадцать месяцев являет год,—
На смену шаху новый шах идет,—

А каждый месяц тридцать дней приводит:
Так времени вращенье происходит.

Теперь скажу: какие два коня
Летят подобно божеству огня?

Конь белый — день, а черный — тьма ночная.
Бегут они, чреды не изменяя.

Проходит ночь, за нею день пройдет:
Так движется над нами небосвод.

При солнце встречи нет и нет во мраке?
Бегут подобно дичи от собаки.

Теперь: какие тридцать седоков
Пред шахом скачут испокон веков?

Один из них все время исчезает,
Но всадников число не убывает.

Луну сменяет новая луна:
Такая смена богом создана.

Луна идет на убыль постепенно,
А все ж она вовеки неизменна.

Теперь скажу я, — пусть поймут везде,—
О кипарисах с птицею в гнезде.

Меж двух созвездий — Овном и Весами —
И тьма и мрак сокрыты небесами,

Но лишь к созвездью Рыбы мир придет,—
И тьма и мрак откроются с высот.

Два кипариса — две небесных части,
В одной — печаль, в другой находим счастье.

А птица — это солнце: всякий час
Оно и любит нас и губит нас.

Спросил о горном городе учитель:
То — наша постоянная обитель.

Мы временно живем в степи сухой,
С ее отрадой и с ее тоской.

Она щедроты нам несет и прибыль,
Она заботы нам несет и гибель.

Землетрясенье, буря, — в этот миг
Взволнован мир, он поднимает крик,

Твой труд заносится песком пустыни,
Ты переходишь в город на вершине.

Другой начнет владеть твоим трудом,
Но так же он уйдет, как мы уйдем.

Да, нашей жизни такова основа,
Так было, так пребудет — вечно ново.

В дорогу имя доброе возьми,
Тогда прославлен будешь ты людьми,

А если ты хитер, бесчестен, жаден,
Воистину конец твой безотраден.

Хотя б до неба ты воздвиг дворец,
Лишь в саване ты встретишь свой конец.

Ты ляжешь в страхе, с мертвыми очами,
Сокрыт в земле, покрытый кирпичами.[19]

На луг приходит человек с косой,
Траве он страшен свежей и сухой.

Он косит свежую, сухую косит
И тем не внемлет, кто пощады просит.

Да, время — каш косарь, а люди — луг,
Равны пред косарем и дед и внук,

Равны пред ним и молодость и старость,
Ища добычи, он впадает в ярость.

От века было так и будет впредь:
Рождается дитя, чтоб умереть.

Мы в эту дверь войдем, из той мы выйдем,
А пред собою косаря мы видим!»