Шахнаме. Том 1

Однажды вернулся к себе из шатра
Мехраб, посетивший Дестана с утра.
Лишь двери покоя открылись пред ним,
⁵⁴⁷⁰

Два ясные солнца явились пред ним:Супруга Синдохт, что блистала умом,
И дочь Рудабе, озарявшая дом.
Как сад, расцветающий в вешние дни,
Блистали и благоухали они.
Краса Рудабе восхитила отца[211].
Призвал он на девушку милость Творца.
Похожа на тополь под полной луной;
Колышутся кудри душистой волной;
Алмазы на ней, златотканиый убор;
⁵⁴⁸⁰ Как райская роза, влечет она взор.
Уста у Синдохт словно лалы горят[212];
Открылся жемчужин сверкающий ряд;
Спросила: «Как нынче встречал тебя Заль? —
Тебя да минуют беда и печаль! —
Каким ты наследника Сама нашел?
Гнездо ему больше подстать иль престол?
Похож ли он нравом на прочих людей?
В нем видно ли мужество славных вождей?»
На это Мехраб отвечает жене:
⁵⁴⁹⁰ «О тополь мой, ликом подобный луне!
Из доблестных витязей в целом краю
Никто не осилил бы Заля в бою.
На росписях стен ты искала бы зря
Подобного всадника-богатыря.
В нем львиное сердце и сила слона,
А щедрость широкому Нилу равна[213].
Пируя теряет он золоту счет,
Он головы в битве без счета сечет.
Сияет на юном лице торжество;
⁵⁵⁰⁰ Он молод и молодо счастье его.
В бою — что морское чудовище он,
В седле — словно мечущий пламя дракон.
Кровавые реки в сражениях льет,
Кинжала его ослепителен взлет.
Кудрей белизна — вот единый порок,
Другого никто отыскать бы не мог.
Ему эти белые кудри к лицу,
Они лишь сильнее влекут к удальцу».
Лишь слово отца к Рудабе донеслось,
⁵⁵¹⁰ Лицо, что гранатовый цвет, занялось.
И вот уже юное сердце в огне,
Для Заля забыла о пище и сне.
В ней страсть воцарилась, рассудок изгнав:
Все стало иным — и обычай и нрав.
Слова мудреца тут бы к месту пришлись:
«При женщинах славить мужей берегись.
Лишь девичье сердце словами затронь,
И бесы зажгут в нем любовный огонь».
Служанок зовет она: было их пять;
⁵⁵²⁰ Их разум был доброму сердцу подстать.
Сказала служанкам своим Рудабе:
«Я тайну поведаю вам о себе.
Не вы ли всегда утешали меня,
Хранили от всякой печали меня.
Внемлите моим откровенным словам, —
Пусть ясное счастье сопутствует вам! —
Любовь я узнала, я страстью полна,
Бушующей словно морская волна.
Тоскою по Залю охвачена; мне
⁵⁵³⁰ Покоя она не дает и во сне.
Мне сердце и разум зажег он огнем,
Со мной его образ и ночью и днем.
На помощь придите, ищите пути,
Как сердце мое от кручины спасти.
Пока, кроме вас, неподкупных подруг,
Никто моей тайны не знает вокруг».
Служанки внимали, не веря ушам:
Как, дочь венценосца, и этакий срам!
И, как дьяволицы, разгневаны, все
⁵⁵⁴⁰ Вскочили, воззвали к царевне-красе:
«Владычица наша, венец красоты!
Средь знатных повсюду прославлена ты.
От Чина до Хинда молва разнеслась
О деве, блистающей словно алмаз.
Нет тополя в мире стройнее тебя,
Нет в небе светила яснее тебя.
Ведь образ твой видели Май и Каннудж,
И Рума владыка, что горд и могуч.
Ужель опозоришь родительский дом?
⁵⁵⁵⁰ Иль ты распростилась навек со стыдом?
Отринул Дестана отец, не забудь, —
Тебе ли объятья пред ним распахнуть?
Припомни, где вырос — у птицы в гнезде;
Перстом на него указуют везде.
Рождала ль когда беловласого мать?
Родившись, он должен ли род продолжать?
К седому ли рваться с такою красой,
С кораллами уст, с благовонной косой?
Стремятся к тебе отовсюду сердца,
⁵⁵⁶⁰ Твой лик — украшенье любого дворца.
Тебе бы с такой красотой неземной
На небе четвертом стать солнцу женой!»[214]
Рабыням внимает она, побледнев;
В ней жарким огнем разгорается гнев.
В досаде от них отвернулась она,
Глаза опустила, сурова, бледна,
И тень омрачила сияющий лик,
И гневный из уст вырывается крик:
«Речей не обдумав, даете им течь;
⁵⁵⁷⁰ Не стоило слушать подобную речь.
Какая от месяца радость тому,
Чье сердце звезда озарила сквозь тьму!
Не взглянешь, душистою глиной пленясь,
На розу, хоть роза воспета не раз[215],
Кто уксус, целебный для печени, пьет,
Тому лишь вредит благовоннейший мед[216].
Не надобен мне ни кейсер, ни хакан[217],
Ни шах, у кого в подчиненьи Иран.
По нраву мне Заль, чья могуча рука,
⁵⁵⁸⁰ Сын Сама — прославленного смельчака.
Седым или юным его опиши,
Он жизни услада, отрада души.
Другому над сердцем моим не царить,
Не смейте при мне о других говорить!
Не видя, я сердце тому отдала,
Чьи доблестью славятся в мире дела.
Героя люблю не за кудри и лик —
За то, что отважен и духом велик».
Прислужницы, стону сердечному вняв,
⁵⁶⁹⁰ Страданья души истомленной поняв,
Царевне сказали: «Не сгубим тебя;
Мы верные слуги, мы любим тебя.
Готовы исполнить желанья твои.
Ведут лишь к добру приказанья твои».
Одна ей промолвила: «О, кипарис!
Ты тайну свою разглашать берегись.
Да будет водителем разум тебе!
Жизнь рады отдать мы все разом тебе.
Прикажешь — волшебный найдем в себе дар,
⁵⁶⁰⁰ Науку пройдем заклинаний и чар.
Как быстрые птицы, мы к тучам взлетим,
Как легкие серны, по кручам взлетим,
Чтоб друга увидела дева-луна,
Чтоб нас похвалила за рвенье она».
Царевна, к прислужнице лик обратив,
Улыбкой кораллы-уста осветив,
Сказала: «Коль в явь претворятся мечты —
Высокое дерево вырастишь ты,
Где разум твой яхонты вместо плодов
⁵⁶¹⁰ Сберет. Не жалей же на это трудов!»