Шахта

Еще через секунду я послал сообщение. Маарит ответила тут же. Сообщила, что уже в Хельсинки и что мы можем встретиться. Судя по всему, ее тоже устраивала переписка – вряд ли мы оба хотели бы сейчас слышать голоса друг друга. Подумалось, в чем можно было бы обвинить Маарит, или в чем она могла бы меня обвинить, да и вообще, в чем суть дела. Между нами случилось много неподходящего и неприличного: мы видели, как погибает человек, и были даже частично виновны в этом, а еще раньше у нас была пьяная ночь страсти, и она, как мне теперь казалось, была либо обоюдной ошибкой, либо сознательным стремлением просто воспользоваться другим.

И отец – вся наша встреча, все, о чем мы говорили, – не выходил у меня из головы. Слова обрели новые смыслы, интервалы между строками стали больше. Его голос то звучал громогласно, то затихал, то слышался вблизи, то доносился издалека, как бы с другого берега. Значения и смыслы случившегося не укладывались в голове, но при этом казались такими обыденными и, более того, разумными. Надо подумать о нем как о человеке: шестидесятилетний, уже немолодой мужчина пытается завязать отношения с людьми, которых он оставил когда-то в позапрошлой жизни. Одно это ощущение вызывает грусть и шок, а самым сложным здесь является то, что я вполне могу вжиться в такое его состояние. Я понимаю своего отца. В этой части. В остальном же… То, в чем он сознался, казалось тотальным кошмаром.

Халонен сказал, чтобы я звонил ему, если вспомню что-нибудь или узнаю о чем-нибудь.

У меня-то сердце разрывалось от мыслей об Элле – о моей девочке, о моем милом ребеночке. Как бы мне ни хотелось думать, что я никогда в жизни не повторю ошибок своего отца, именно это и происходило, причем весьма легко. Тут можно спокойно нарисовать картину будущего: я объясняю содеянное Элле, я пытаюсь убедить ее в том, что она может мне доверять, что есть причины того, что я изначально предал ее, оставил ее.

Один момент я усвоил: работа сохраняет голову светлой, работа спасает, когда все остальное бессильно. Я работаю над статьей, ее соль – в сумке рядом. Я знаю многое, что другим не известно, скажем, другим журналистам.

Горная компания пытается нарастить прибыль за счет уничтожения окружающей среды; компания, директоров которой – очень может быть – кто-то одного за другим истребляет. Эта мысль напомнила об активистах. Интересно, подозревает ли полиция их в происходящем? И какое отношение имеет к ним Маарит?

Сделал, как обычно поступаю когда под рукой нет карандаша и бумаги: послал сам себе мейл. Перечислил главное: рудник в Суомалахти загрязняет окружающую среду (надо убедиться по результатам анализов). Все ведется с благословения руководства. Ответственность несут они.

Написав, понял, что это отличная «рыба» для статьи. Еще немного истории: продажная стоимость, история материнской компании, уходящий в историю семейный бизнес. Все сосредоточивается на фигуре Матти Мали. Поисковик выдал мне его фотографию. Посмотрел. Если члены совета директоров умирают, то ответственность вряд ли лежит на некой группе экологов. Экологи – такой народ, они всегда действуют демонстративно, любят пиариться. И только. Никто из них, даже залезший на здание парламента Сантту Лейкола, никому не может причинить вреда. А вот в руках Матти Мали находится все: и будущее семейной компании, и труд всей жизни.

Да, этот Мали – интересная персона, но как-то я на нее не обращал до сих пор внимания. Возможно, из-за рассказов Марьо Харьюкангас о поступавших угрозах.

Приехали в аэропорт. Я вышел из автобуса. Аккуратно упаковал склянки с пробами, завернул их в свитер, чтобы не разбились в багажном отсеке, и поставил сумку на ленту. Перелет в Хельсинки длится час. Рядом шумят два подвыпивших юнца. Задремал. Каждая минута ожидания багажа казалась мучением. Проверил, все ли в порядке, – ничто не протекло. Поспешил к остановке такси.

Лаборатория «Уотер Аналайзис Финланд» располагалась в здании 1980-х годов. В сгущающихся сумерках морозного зимнего дня его освещенные окна и тепло вестибюля казались почти царским подарком. Удивительно все же: порой даже такие угрюмые постройки могут рождать добрые чувства, видимо, душевное состояние у меня не очень.

Доложил дежурной о цели визита, получил опросник. Указал, что родовое поместье находится в Суомалахти, в десяти километрах от шахты. Заполнив бланк, попросил увидеть специалиста, который будет производить анализ. Дежурная – юная девушка, вероятно, студентка – взглянула на меня и набрала номер по стационарному телефону.

Ждали. Девушке явно становилось неловко. Вскоре послышались шаги, потом появился человек.