Шахта

Эмиль вспоминает, что рассказывала ему Леэна. Ристо Хуккинен – любитель автомобилей, у него раритетный «Форд Мустанг», он обожает в нем ковыряться. Эмиль возвращается во двор, находит гаражи. Одна дверь открыта, полоса теплого желтоватого света как трещина в мокром асфальте. Эмиль подходит к двери и открывает ее: изящный белый капот «Мустанга» поднят, Ристо Хуккинен наклонился над мотором. Эмиль медлит, потом входит внутрь. Хуккинен слышит, что кто-то вошел, и выпрямляется. Ему требуется полсекунды, чтобы понять, кто перед ним.

Ристо Хуккинен улыбается – чего ему бояться. Эмиль на тринадцать сантиметров ниже, и вес его меньше на двадцать килограммов.

Хуккинен – громила во всех смыслах. На нем футболка. Его руки толщиной с бедро. Эмиль не может не представить, как Леэна падает под ударами мужчины тяжелей себя на полцентнера. В гараже тепло.

Хуккинен строит мосты, он специалист по прочности строительных материалов, это человек, чье призвание – сталь и бетон. Хуккинен умеет считать, он сметлив. А теперь Хуккинен смотрит на Эмиля и видит перед собой тридцатилетнего жилистого соперника с нулевой степенью жира в теле. Он видит перед собой обычный расходный материал.

Скажи мне, говорит ему Эмиль, что заставило бы тебя прекратить?

С лица Хуккинена сходит улыбка, взгляд ярко-голубых глаз вонзается в Эмиля.

Прекратить? Что именно?

Домогаться. Звонить. Преследовать. Угрожать. Запугивать. Все это.

Ты ей веришь?

Эмиль молчит, смотрит на Хуккинена.

Хуккинен ухмыляется.

Подкобыльник, говорит он, заметь, я не сказал подкаблучник.

Они смотрят друг на друга.

Да ведь Леэне это нравится, говорит Хуккинен. Тебе-то что за дело?

Свет от ламп яркий, но в гараже полумрак. Правая рука Хуккинена тянется под капот.

Ты свою нынешнюю подружку тоже бьешь? – спрашивает Эмиль.

Шлюхам надо дать то, что они заслуживают. А я могу затаскать тебя по судам за нарушение тишины и покоя, за оскорбление чести и достоинства. Давай-ка я вызову полицию.

Звони.

Хуккинен стоит на месте. Движется только его рука под капотом. Борода и усы делают его похожим на сытого медведя.

Эта, мать твою, Леэна – шлюха каких еще поискать, говорит он. Ей нельзя доверять. И ребенка своего она тоже нагуляла на стороне.

Вы все одинаковые, говорит Эмиль, ощущая внутри себя леденящий дождь.

Хуккинен смотрит.

Мужики, что бьют своих жен, говорит Эмиль, горазды искать объяснения. Я скажу тебе кое-что, чего никому раньше не говорил. Мне было шесть, я видел, как мой отец избивает мою маму, колотит ее головой о стену кухни, выворачивает ей руки и пинает ее между ног, когда она лежит на полу, а потом я слушал его рассказы родственникам, что мама упала с велосипеда; слушал, как он говорил ей, что был вынужден так поступить, потому что утратил к ней доверие. У него всегда находилось объяснение. Каждый раз.

В гараже тихо настолько, что люминесцентная лампа оглушала гудением.

Я сейчас разрыдаюсь, говорит Хуккинен.

Эмиль качает головой.

Ты не понимаешь. Я не для этого рассказал.

Для чего же?

Я тебя не уважаю, а что представляет из себя мужик, которого не уважают? Ничего. Пустое место.

Ты, вообще, кто такой, чтобы тут высказываться?

Я не высказываюсь, я говорю, как оно есть.

Как оно есть, фыркает Хуккинен.

Ты – ничто, говорит Эмиль. Ты сам сделал это с собой. Уж не знаю, каково оно, но вряд ли это ощущение тебе приятно.

Хуккинен смотрит на Эмиля, и в его глазах читается ярость, растущее бешенство.

Думаешь, я испугался?

Мне не важно, боишься ты меня или нет. Мне все равно, что ты думаешь.

Правая рука Хуккинена находит искомое – это видно по его телу, изменившему движение.

А я, было, подумал, что тебе чего-то нужно, коли сюда заявился.

Я тоже так думал. Передумал.

То есть ты не просишь меня прекратить то, что какая-то давалка тебе обо мне напела?

Я не прошу ни о чем. Время прошло. Это факт.

Тогда ты понимаешь, что можешь валить отсюда по-быстрому.

Этого я сделать не могу.

Хуккинен переносит вес тела на левую ногу.

Это почему же?

Из-за Леэны и нашего сына, говорит Эмиль.

Лицо Хуккинена приобретает издевательское выражение.

Интересно, что они скажут, когда ты, понурый и обосравшийся, вернешься к ним и будешь стонать о том, как несправедливо устроен мир?

Я не вернусь обратно.

Знаешь что, угрожающе говорит Хуккинен, прежде чем я впендюрю той мокрощелке, что послала тебя сюда, я кое-чему тебя научу.

Леэна не посылала меня. Она вообще ничего об этом не знает. Никто не знает.

Хуккинен размышляет – это видно по его глазам и положению головы. Он делает расчеты, пока один из результатов не устраивает его.

Это означает, говорит он, мы здесь вдвоем.

Точно.

Слышен звук падающего на крышу дождя. Эмиль смотрит Хуккинену в глаза. Хуккинен делает шаг в его сторону, вытаскивает руку из-под капота и неожиданно бьет. Эмиль защищается левой, здоровенный разводной ключ попадает по локтю – рука повисает плетью, боль пронзает все тело.