Шахта

Какой-то хмырь прилаживал над дверью складской конторы фанеру с корявой надписью «Диспетчерская». Внутри обнаружился институтский отдел Абрамсона в полном составе. Люди склонились над заваленными бумагой столами. Здесь работали молча, без перебранок и частых перекуров. Сам Михаил Исаевич с видом важного сановника расположился отдельно, у окна. Чистую столешницу перед ним украшали лишь мраморное пресс-папье и телефонный аппарат. За соседним столиком вертелась явно пришедшая в себя курнаковская секретарша. Глядела она на Слепко почему-то крайне неодобрительно.

– Здравствуйте, Евгений Семенович! – поздоровался, едва привстав, новоиспеченный главный диспетчер.

– Здоровеньки булы, Михал Исаич! Как жизнь молодая? В график-то укладываетесь?

– В общем и целом, вашими молитвами. Кое-что приходится, конечно, исправлять по ходу дела. И даже очень, я вам скажу, исправлять. Ничего, как-нибудь справимся.

– А в чем, собственно, проблема?

– Как обычно. Путаница, расхлябанность, неритмичность поставок… Мы ведь вчера всё это подробно обсуждали. Какие вам еще проблемы нужны?

– Со сроками что?

– Тоже более или менее. Так, меняем кое-что местами. По счастью, народу больше поступило, чем мы планировали. Так что – выкручиваемся помаленечку. Поваров, вот, Цикало раздобыть не может, посудомоек в особенности.

– Товарищ Абрамсон, меняя «кое-что» местами, вы все испортите и сорвете нам процесс восстановления, я считаю…

– Мы уж, товарищ Слепко, как-нибудь сами разберемся. Между нами говоря, – театральным шепотом продолжал Абрамсон, – ту путаницу, которую вы изволили позавчера сочинить, сильнее уже не запутаешь. Вы уж лучше, если можете, помогите Цикало с посудомойками, что ли.

Слепко обозлился и ушел в штаб. Оказалось, что Роза только что привезла из райкомовской типографии пачки свежеотпечатанных брошюр с росписью заданий по участкам. Как ей удалось провернуть это дело за один рабочий день, уму непостижимо. Евгений Семенович приказал собрать руководство, до бригадиров включительно. Мысли о «кое-каких исправлениях», производимых Абрамсоном, он постарался выбросить из головы.

На лужайке за клубом поставили столы и стулья для президиума. Остальные участники совещания, сотни полторы, уселись прямо на траве, подложив под себя кто что нашел. Почти уже стемнело. Слепко крикнул, чтобы представители участков подходили за брошюрами. Потом пришлось решать вопрос о размещении в президиуме представителей заинтересованных организаций. Наконец, когда все вновь расселись, замначальника строительства встал, отпил воды и заговорил. Обрисовав важность ускоренного восстановления шахты в свете последних решений и текущих задач, он перешел к главной идее своего плана, кратенько прошелся, по каждому участку, особо отмечая проблемные стыки. В глаза ему бил свет стосвечовой лампы, висевшей между двумя деревьями. Дальние ряды слушателей совершенно терялись в темноте. Когда он влил в пересохшее горло остаток воды из стакана, собрание низко загудело.

– Все ясно, какие еще могут быть вопросы? Как в аптеке! Семь дней за все про все! Бумага – она все стерпит. А ты не каркай! Я не каркаю, мне сортировку за пятидневку предписано построить, а один день, оказывается, прошел уже! А ты что – против? Начальство оно… конечно…

Слепко заметил среди наиболее рьяных ругателей тех самых прорабов, которые сами прошедшей ночью участвовали в разработке плана. Но не удивился.

– Товарищи, тише! – вновь поднялся он с места. Наступила тишина.

– Государство предоставило нам все необходимое для сверхскоростного восстановления шахты, даже с избытком. Не волнуйтесь, все просчитано по науке, как надо. Людей достаточно. Если мы все будем соблюдать дисциплину, выполнять нормы, то уложимся в срок, как миленькие уложимся. Пусть каждый внимательно изучит то, что касается его участка или бригады. И подробно разъяснит своим товарищам, если кто из них чего недопоймет. Со всеми вопросами обращайтесь к начальникам своих участков. А их самих, если что, милости прошу в диспетчерскую, к Михал Исаичу Абрамсону.

Абрамсон, сидевший на красной канцелярской папке в первом ряду, встал и раскланялся.

– Ну а если что-нибудь совершенно ужасное приключится, тогда, конечно, ко мне или к товарищу Бирюлеву.

– Чертежи когда выдадите? Сроки безбожные назначаете, а чертежей нету! – выкрикнули справа.

Вскочил Малышкин, начальник проектировщиков и добрый приятель Евгения Семеновича.

– Чертежи к утру будут. Утром получите свои синьки. Мы же всех предупреждали, что выдаем пока самое первоочередное, а остальное – утром. Вот вы. Вы, вы! Выступаете тут, а ведь я вам объяснял уже! Если что еще не понятно…

Крикун замахал руками, показывая, что это он – так, а на самом деле все очень даже понятно. Пора было закругляться.

– Еще вопросы есть? – обвел россыпь глазастых голов строгим, всепонимающим взглядом Евгений Семенович.

– Нет, нет вопросов, кончай бодягу, работать надо, – зашумели в ответ.

– Есть вопрос! – откуда-то сзади полез лысый мужик в драном ватнике. – У меня вопрос. Сверхурочные будут платить?

Те, кто уже уходил, вновь начали рассаживаться.