– И, наконец, последним гвоздём в крышку фигурального гроба твоей позиции, и одновременно вполне реального, – веревочник усмехнулся, – прости мне сей незатейливый каламбур, здесь бывает изрядно одиноко, знаешь ли, является мировоззрение печально известного некроманта Неергофа. Он придерживался нигилизма, но мы с тобой, как думающие Разумные, не будем его в этом упрекать. Неергоф полагал, что ничто в жизни не имеет смысла, поскольку нам всем суждено умереть.
Карари отчаянно замычал, не соглашаясь со своей значимостью в масштабах вселенной, погружаясь всё глубже в пасть Шаэрга. Его рука вырвалась из тугих объятий и безысходно вцепилась в острейший зуб, мимо которого его проносили. Шаэрг, вероятно, почувствовал малейшее сопротивление, но лишь раскатисто усмехнулся и сомкнул челюсти. Огрызок его кисти – пальцы и клочок плоти – скользнул по шершавой шкуре Шаэрга и мягко шлёпнулся на пол пещеры, окрашивая её вертикальной кровавой полосой.
______________________________
Опасный урожай
______________________________
– Итак, уважаемый эльф, до сих пор пребывающий инкогнито в моём присутствии, что думаешь ты на сей счёт? Должен ли ты последовать вслед за своим недоброжелателем или есть какая-то причина, почему мне не следует прямо сейчас поглотить тебя целиком?
Я протолкнул ком, внезапно вставший в горле. Откашлялся.
– Уважаемый Шаэрг, ты весьма красноречиво рассмотрел свои намерения с точки зрения последствий, но что касается деонтологии? – я изо всех сил напрягал память, сердечно благодаря профессора Вознесенскую, с упорством, достойным лучшего применения, вдалбливавшую ленивым студентам философию на 3 курсе моего университета. – Есть ли что-то превыше последствий твоих действий? Быть может нельзя внешними средствами, например, измерением полезности, оценивать или обосновывать то, что имеет ценность в себе?
Шаэрг сложил щупальца к ложбинке и впал в задумчивость.
– Продолжай, уважаемый дроу, мне хочется послушать ход твоих мыслей. Давно не доводилось мне беседовать с красноречивым и неглупым собеседником.
Я немного осмелел и шагнул в сторону, махнув рукой.
– Я говорю об абсолютных, императивных величинах: истине…
– Цилиндр, мой заблуждающийся визави, – перебил меня монстр. – Если навести на него источник света, с одной стороны он отбросит тень в форме круга, с другой – в форме квадрата. Не бывает абсолютных истин. Есть лишь разные точки зрения.
– Порядке, – попробовал продолжить я.
– И снова позволь мне перебить тебя. Как уверен, знаешь ты, мой начитанный собеседник, «Что порядок для паука, то хаос для мухи», – протяжно изрёк Шаэрг и вроде бы надменно улыбнулся, если можно принять изменение огромной острозубой щели за улыбку. – Возможно, моя оценка твоих умственных способностей была преждевременна, – разочарованно протянул монстр.
– Хорошо, но не мне напоминать тебе слова почтенного эльфийского философа Кант…иэля, – я поморщился – «Долг – это необходимость поступка из уважения к нравственному закону. Именно долг позволяет индивиду быть нравственным».
Шаэрг заинтересованно замер.
– Что же это за нравственный закон? – перенял я словоохотливую манеру речи веревочника. – Поступай так, чтобы ты всегда относился к другим, как к цели и никогда – только как к средству.
– Не слышал я про сего мудреца. Как зовут его? Повтори, будь добор, – громыхнул веревочник.
– Кантиэль, – я посмотрел на него самым честным взглядом. – Широко известен в узких кругах.
– Есть ещё новые, доселе неисследованные вершины мысли, – обрадованно пробасил Шаэрг и замахал щупальцами. – Однако, что если других, о которых ты говоришь, не существует, что, если лишь я реален, а остальные – плоды моей фантазии? Фантомы. Вымысел. Зачем считаться с желаниями призраков, которые развеются, когда моя жизнь оборвётся?