Шаль

— А ничего, что я так громко говорю? — спохватился бас.

— Мой племянник крепко спит. Пойдемте, я покажу вам сосну.

— Ах, да-да, пойдемте. Заболтались мы тут.

Мальчик понуро вернулся в постель.

Куда делась простыня, он так никогда и не спросил у дяди. И вообще, в разговорах они не касались этой темы, как будто ничего и не было. Именно тем летом Арсений необратимо изменился и резко повзрослел.

Он прожил на даче еще три недели. Царапины зажили, синяки исчезли, и больше ничто не напоминало о той ночи, так что со временем Арсений опять начал сомневаться, не показалось ли ему тогда нечто большее, нежели было на самом деле.

Они оба ходили вокруг да около, балансируя по краешку, но никогда не заговаривая о случившемся напрямую.

Как-то дядя опять завел разговор о де Саде. А потом, скорее чтобы подразнить себя, как понял Арсений, показал ему какой-то альбом.

Арсений не хотел притрагиваться к нему, но любопытство пересилило, он перевернул страницу и застыл: такого он не видел никогда. Здесь были репродукции картин и какие-то фотографии.

— Почему они так? — прошептал он наконец.

— Умеешь секреты хранить? — небрежно спросил дядя, вглядываясь в лицо племянника.

Арсений кивнул.

— Помнишь, что я говорил про твою маму?

Мальчик опять кивнул.

Михаил Павлович удовлетворенно крякнул, жалостливо посмотрел на Арсения и как будто сочувственно, по-отечески начал гладить его по голове. Но он почему-то гладил все сильнее и сильнее, так что голова у Арсения уже начала болтаться из стороны в сторону.

— Маме ничего не говори, а то попадешь в детдом, — прошептал он, поднялся и, взяв Арсения за руку, повел наверх…

Потом дядя иногда приходил к ним домой, проверял его французский.

Много лет спустя Арсений понял, что в то время дяде за его действия могли дать очень большой срок, даже несмотря на все его могущество, если бы Арсений кому-нибудь рассказал обо всем, что происходило между ними. Но он почему-то не жалел, что не сделал этого, и вообще не держал на дядю особого зла.

После всего, что произошло на даче, он чувствовал какое-то превосходство над сверстниками, ощущал принадлежность к тайному миру взрослых. Это ему нравилось. Мальчишки уже начинали интересоваться девчонками, и Арсений чувствовал себя среди них знатоком, хотя подспудно понимал, что его личный опыт какой-то неправильный.

«Я всегда мог пожаловаться маме, и она прекратила бы все, — думал он, — но я этого не делал. Значит, не хотел. А его угрозы были просто смешны, и он и я понимали, что это не всерьез, можно сказать, ради приличия». Он почему-то забыл, что в тот момент действительно боялся…

Его дядя был садистом и педофилом, так бы называли его сегодня. Он получал удовольствие, когда доставлял боль жертве, когда мучил ее физически и морально.

Через какое-то время Михаил Павлович как-то незаметно исчез из его жизни и не появлялся вплоть до его совершеннолетия, видимо, все-таки испугался подозрений окружающих и возможной огласки.

Да и Арсений начал увлекаться противоположным полом, хотя очень быстро заметил, что в этом тоже есть что-то странное — ему хотелось доминировать и полностью владеть девушкой, ее душой и телом, мучить ее.

Михаил Павлович не обманул его: Арсений с первой же попытки поступил в престижный вуз. С дядиной ли помощью, или он сам сумел сдать экзамены, он так до конца и не понял. Впрочем, насчет собственных способностей его одолевали некоторые разумные сомнения — как раз с того памятного лета Арсений совсем забросил учебу.

В следующий раз дядя появился, когда Арсений уже заканчивал институт. Впрочем, он был уверен, что дядя незримо присутствовал всегда, наблюдая за ним издали. Он предложил племяннику помочь с работой, устроил в фирму к своему знакомому, пообещав карьерный рост, если тот не будет зевать, а в будущем и свой собственный бизнес.

Арсений полюбил смотреть специальные фильмы, которые стало очень легко достать на рынках. Он смотрел их по видику, когда никого не было дома, и чувствовал себя совершенно счастливым. Он не знал, нормально ли это, не знал, с кем об этом поговорить. Одно время он даже думал лечиться, но потом оставил эту идею и решил быть таким, какой он есть. Дядя его сделал таким или же сама судьба — уже не важно.

И гораздо позже ему пришлось признаться себе — проблемы с Милой у него возникли неспроста. После всего того, что с ним случилось, ему следовало найти более порочную, земную женщину, Мила же была слишком чиста и наивна. Поначалу он и думать не мог, что влюбится в нее, что она станет для него каким-то наваждением. Он хотел лишь использовать ее, ведь если бы в армии прознали про его наклонности, ему было бы несдобровать. Но это произошло как-то само собой. И теперь он ничего не мог с собой поделать — его влекло к ней со страшной силой, и он только злился все больше и на себя, и на нее, не в силах отказаться от соблазна и мучая ее.

Москва, октябрь 2006-го