Шаль

Поэтому Мила не смогла пойти на работу, как хотела: за Лизой нужно было постоянно ухаживать и приглядывать. Арсений отреагировал на новость спокойно, заявил, что сам заработает на жизнь, она может спокойно сидеть дома. Его карьера складывалась все успешнее и успешнее, как и предсказывал дядя, он сумел открыть свою фирму и стать состоятельным бизнесменом. Его как будто устраивало то, что из-за болезни девочки Мила станет полностью зависима от него. Как ни старалась, она не нашла другого выхода — пришлось согласиться. Мила оказалась полностью беспомощной.

Тогда-то и случилось между ними то, что впоследствии стало обыденностью. Они поспорили о чем-то малосущественном, вроде покупки продуктов на выходные. Она доказывала свою правоту, он возражал, горячился, потом вдруг подскочил к ней и сильно схватил за плечо. Она крикнула, что он делает ей больно. А он вдруг наотмашь ударил ее по лицу. Она застыла, как громом пораженная, держась за щеку, потом села на стул, закрыла лицо руками. Он, ни слова не говоря, вышел из кухни.

Потом вдруг вернулся, схватил и потащил ее в спальню, бросил на кровать и стал бить, а потом сорвал с нее одежду. То, что происходило дальше, ей не хотелось вспоминать…

— Ты меня уничтожила… Это все из-за тебя, — шептал он, — расскажешь кому-нибудь — отниму Лизу…

— Не отнимешь, — прорычала сквозь слезы Мила.

Арсений понимал, что со временем он начал испытывать нечто вроде болезненной зависимости от Милы: он не мог жить и с ней, и без нее. Она превратилась в его навязчивую идею, мучительницу и рабыню, вызывала в нем какие-то странные противоречивые чувства: ненависть и обожание. Ему хотелось делать ей больно, заставлять страдать, хотелось мучить ее, издеваться над ней. Порой он не мог удержаться: набрасывался на нее и давал волю своим загнанным внутрь и потому еще более воспаленным и жгучим желаниям. И в этот момент он испытывал головокружительное, болезненно-сладостное наслаждение. Потом мучился, раскаивался, клялся себе, что больше этого не повторится, но проходило время, и он чувствовал, что дурманящий морок вновь накатывает на него.

Мила окончила институт и занялась переводами. Она вдруг как-то сразу повзрослела. Ничего не осталось от той наивной девчонки, которая когда-то приехала в Москву на каникулы. У нее была цель — вырастить дочь, и ради этого она готова была стать кошкой, защищающей своего котенка, и разодрать глотку любому, кто подойдет к ней с недобрыми намерениями. Пелена спала с ее глаз. Теперь Мила не верила в сказки. Она никому не даст больше возможности принимать решения за нее.

Арсений заявил, что уходит, она не удерживала его и даже обрадовалась. А потом само собой получилось так, что Зоя Павловна, Зоха, как она стала называть ее, стала ездить к ним все чаще и чаще. То привозила свежеиспеченные оладьи или пирожки, то платьице Лизе. А потом начался размен квартир, и они стали жить вместе. Этим Зоя Павловна как бы пыталась оправдаться, исправить то, что сделал ее сын…

Когда Лизе исполнилось пять лет, на день рождения вдруг заявился Арсений. Он вел себя вызывающе, кричал, бил посуду, порвал на жене платье, исступленно тащил ее в спальню. Зоха увела испугавшуюся девочку на улицу, они остались одни. Арсений смотрел бешеными глазами на жену и продолжал выплевывать ей в лицо ругательства, шипел, что ненавидит ее, хочет уничтожить и не успокоится, пока не сделает это…

Только тогда она впервые заметила, что у мужа неестественно расширены зрачки.

Ей стало страшно по-настоящему.

Мила поняла, что он стал законченным наркоманом.

Часть третья

Москва, август 2008-го

Степанков ослабил галстук, сел в кресло и закрыл глаза. Столько всего навалилось в последнее время, сразу и не разобраться. Как будто всегда ярко светившая путеводная звезда внезапно померкла, рассеялась, затуманилась, а он и не заметил, когда это случилось. И теперь один наугад продирается во мраке и мучается сомнениями — а вдруг идет не туда… А раньше все было таким ясным и простым: что делать, кого любить, кого ненавидеть.

На улице грохнул взрыв. Степанков вздрогнул, открыл глаза и некоторое время смотрел прямо перед собой, словно не понимая, где он и что происходит вокруг. Потом встал, выглянул в окно. Во дворе резвились мальчишки — бросали петарды, слышались их возбужденные крики.

Устал, надо отдохнуть. А когда? Не оставишь же своих обормотов ни на день, такого натворят, потом полгода разгребать.