Шаль

Он застонал, схватился руками за голову. Нет, нет, только не это. Если уж начать подозревать самого близкого человека, того, кто одним своим существованием расцветил вдруг его жизнь красками и придал всему смысл, — так уж лучше было умереть прямо на полу своей квартиры. Он едва начал понимать и осознавать всю ценность Милы в своей жизни — и тут же потерять ее? Нет! Да и не поверит он никогда в это — не такой она человек. Ведь это же видно — кто способен на предательство, а кто нет.

И он вдруг рассердился на самого себя за мимолетный приступ малодушия, сжал кулаки — как он вообще посмел плохо подумать о Миле? Старый мнительный дурак. Что это на него нашло? Он вздохнул и с облегчением рассмеялся — конечно, конечно же, она просто не может быть к этому причастна.

Таксист слегка удивленно покосился на него, но ничего не сказал. Мало ли какие переживания у человека.

«Надо успокоиться и трезво все проанализировать. Такая частая смена эмоций уже похожа на истерику, а это совсем не нужно», — подумал Степанков.

Он решил пока больше не думать о ночном происшествии. От нахлынувших грустных мыслей, бессонной ночи, слабости и пережитых волнений его стало клонить в сон.

Такси подъехало к его дому и мягко затормозило. Он протянул водителю купюру, вышел и направился было к подъезду, но внезапно замер, пораженный.

Пять утра — во дворе никого, даже собачников. Хотя жилой комплекс у них закрытый, с охраной и шлагбаумом на въезде, но все равно днем народу много — суета, шум. А тут тишина — не слышно никаких городских звуков, аж в ушах шумит с непривычки. Такое редко когда удается застать в городе. И он, несмотря на пережитые волнения, заслушался этой неожиданной тишиной и несколько минут стоял посреди двора и улыбался. Забывать корни начинаешь, а всего-то надо человеку для гармонии — речку недалеко от дома, лес рядом, лай собак да ночное уханье сов…

Он набрал код домофона, толкнул входную дверь и прошел мимо консьержа, который, конечно, уже давно спал крепким сном, как и полагается всем консьержам мира независимо от их зарплаты.

Степанков вызвал лифт и прислонился к стене. Слегка болела голова, саднило желудок, но чувствовал он себя все-таки неплохо, и спать почему-то теперь совсем расхотелось. Он вошел в кабину и нажал кнопку. Спустя пару секунд лифт остановился и открыл двери.

На его этаже было две квартиры. Вход в каждую предварял небольшой холл, который также запирался. Он вставил ключ в замок, открыл дверь и прошел через холл к двери в квартиру, когда что-то насторожило его…

Он непроизвольно обернулся. Кто-то лежал на полу холла возле небольшой декоративной пальмы в керамическом горшке.

Степанков от удивления чуть не выронил ключи и застыл на какое-то мгновение. На полу ничком лежал мужчина и не подавал признаков жизни. Степанков растерялся, потом подошел к нему, взял за руку и перевернул. На вид тому было около пятидесяти пяти — шестидесяти лет. Он не дышал, на подбородке виднелась засохшая струйка крови.

«Он мертв, — как-то равнодушно и отстраненно подумал Степанков. — Мертв и почему-то лежит в холле, у двери моей квартиры».

Но, видимо, лимит эмоций на сегодня он уже исчерпал, поэтому тяжело и спокойно поднялся с колен, достал мобильник, положенный ему в карман заботливыми санитарами, и набрал номер «Скорой помощи» и милиции.

Через полчаса и холл, и его квартира наполнились множеством людей уже во второй раз за ночь.

«У меня никогда столько гостей и за пять лет не было», — усмехнулся он про себя. Целая армия людей в погонах ходила по холлу и комнатам, что-то искала, фотографировала, наносила на двери и ручки какие-то химические реактивы. Медикам, впрочем, работы не нашлось — оказалось, что мужчина умер еще ночью.

Среди всех выделялся молодой человек с цепким пронизывающим взглядом. Он мельком осмотрел квартиру, о чем-то пошептался с экспертом-медиком, потом наконец подошел к Степанкову и представился:

— Оперуполномоченный лейтенант Михеев. Как труп очутился в вашем предбаннике, можете объяснить?

— Понятия не имею, — спокойно ответил Степанков, — мне казалось, объяснять — ваши обязанности.

— Мы и объясним, не волнуйтесь, — лейтенант неприязненно взглянул на Степанкова. — Этот человек вам знаком?

— Впервые вижу. Вы лучше спросите консьержа, кто это и как он попал в здание. Оно ведь охраняется.

— Консьерж не знает. Но он заступил на смену только вчера поздно вечером. Мог и не видеть, если этот человек, например, еще до этого пришел к кому-то в гости. Ну, это скоро выяснится, когда мы опросим жителей дома.

Степанков с сомнением покачал головой.

— Скорее всего этот человек умер от раны в сердце, — продолжал лейтенант, — то есть убит. Смерть наступила между двумя и четырьмя часами ночи.

— Понятно.

— Он был зарезан. Это я могу вам сказать почти точно.

— Зарезан? — изумился Степанков.

— А вы не заметили?

— Н-нет, я только перевернул его, но раны не видел.

— Скажите, где вы были ночью во время убийства?

— Я был в больнице.

Брови милиционера чуть приподнялись.

— Вот как? А это уже интересно. Что же с вами случилось?