Шаль

— Надо было дерево покрыть водным раствором бустилата. Остался бы запах дерева, и вода бы в него не впитывалась, — щелкнула она его по носу. — «Лешка, мой дизайнер…» Буржуй ты. Оторвавшийся от нужд простого народа. Простой народ — это я. И ты оторвался от моих нужд.

Потом она помогала расставлять Степанкову книги и все остальное родовое наследство. Не густо, но все-таки.

Получилось полстены в книгах. Фотографии в простенках. Теперь на него смотрели родные лица, напоминали о задуманном.

Сейчас сказать или чуть погодить?

Мила помогала Степанкову превратить стильную безликую квартиру в его, неповторимую, степанковскую. Присматривала, где могут появиться отличительные признаки ее маленькой семьи — Милы и Лизы. Получилось бы совсем неплохо.

Сейчас сказать или чуть погодить?

Степанков огляделся. Веселая мама в обнимку с отцом, строгий дед, лукавая бабушка смотрели на него, ждали, что он скажет. Он не сказал ничего.

Он только вздохнул и… решил еще подождать.

Мила взглянула на плоды их совместной оформительской деятельности. Со стен смотрели отец и мать Степанкова, дед и бабушка. Смотрели внимательно, настороженно, будто ждали чего-то… Они-то там знают все. Сказать только ничего не могут. «Да скажу, скажу я ему все! Только не сейчас. Чуть позже. Я должна ему поверить до конца…»

Она вздохнула и… решила еще подождать.

Они взглянули друг на друга, расхохотались и бросились… Да, в объятия.

А что, нельзя?

Москва, январь 2009-го

Вот так и Новый год подоспел, между прочим. А за ним приблизился и Старый Новый год.

— Ты на лыжах ходишь? — спросил он.

— Я же из Сибири.

— Поехали за город. Я знаю местечко, там есть хорошая лыжная база, правда, туда добираться трудно. Пусть последний день каникул будет нашим. Лиза с Зохой от нас отдохнут. Да ей и к школе подготовиться надо. Завтра поедем, послезавтра вернемся. И — в работу. Кроме того, есть очень серьезный разговор. Мы должны побыть совсем одни, без нашей «среды обитания», и решить.

— Что решить?

— Узнаешь.

— Я согласна. У меня тоже к тебе очень серьезный разговор.

Добирались, как в студенческие годы, на электричке. У каждого — небольшой рюкзак. Прибыли благополучно и тут же отправились кататься. Лыжи им выдали на базе, там же — и путевку с маршрутом.

С маршрута они сбились примерно через час. Либо те, кто его составлял, сами по нему не хаживали, либо они не очень умели читать карту. Пришлось пробивать целину по заснеженному полю, за которым виднелась березовая роща, а за ней темнели какие-то строения.

— Володя, ты посмотри, — Мила показала на деревья.

Он глянул и опешил. Яблоневый сад. Деревья без листьев, но на каждом по нескольку яблок. Прозрачных, светящихся насквозь в розовых лучах закатного солнца. Зрелище фантастическое, неправдоподобное, настраивающее и на дальнейшие чудеса.

И чудеса тут же случились: Мила скатилась с горки, попала в незамерзший ручей, промочила ногу, сломала крепление.

— Приехали, — виновато сказала она, глядя с испуганной улыбкой на Степанкова.

Над верхней губой у нее серебрились капельки пота, из-под шапочки выбивался мокрый ершистый чубчик, ботинок хлюпал. Так недалеко и до простуды. Он разулся, надел ей на мокрую ногу свой сухой шерстяной носок, оставшись в хлопчатобумажном.

— Авось до жилья добредем. Что это там?

А там был монастырь. Самый что ни на есть настоящий монастырь из черных бревен, да еще посреди леса. Жуть. Как в кино. Все происходило будто и не с ними и было начисто лишено реальности. Стали стучать в темные тесовые ворота.

Достучались, чтобы услышать добрый христианский совет искать тепла и ночлега в лесниковой сторожке, что метрах в трехстах отсюда по наезженной санями дороге.

— И слава богу, — с облегчением вздохнула Мила. — Кто знает, что там за высоким забором да черными воротами.

Сторожку отыскали быстро. Ее окна приветливо светились. Так же обнадеживающе отозвался на их робкий стук женский голос:

— Не заперто, заходите.

Впустив в тесные сени клубы морозного пара, они ввалились в избу и замерли на пороге.

Собственно, это была одна просторная комната, добрую треть которой занимала печь. Гости как завороженные смотрели на пылающие в печи поленья, боясь ступить дальше: чисто вымытые доски пола сияли золотистым светом. Пахло хвоей, яблоками и мятой…

— Проходите, проходите, люди добрые, — проскрипел надтреснутый баритон. — Ну-ка, Катерина, кого нам бог послал в гости на Новый год? Вы уж извините, но поприветствовать как следует не могу. Ноги не те…

Пока говоривший произносил монолог, гости присмотрелись. У печи на скамеечке сидел осанистый старик и что-то строгал.

— Давай, Катя, угощай молодых. Небось застыли.

Навстречу не пошла, а поплыла не старая еще женщина, неся на вытянутых руках что-то белое. Полотенце.

— Умывальник там, — кивнула она в угол за печь.