Он и сам недоумевал, почему вдруг решил выйти здесь. Позже, гораздо позже, когда не по его воле станет рушиться его мир, так тщательно, скрупулезно создаваемый им, его трудом, изматывающим и круглосуточно напряженным, он вспомнит, вспомнит этот порыв, этот бросок в подземный переход, так круто изменивший его отлаженную жизнь, всю его судьбу. Сейчас же это недоумение, ускользающее из сознания, пелену ничего не значащих сетований относительно необычной погоды и ноющего, как зубная боль, нежелания встречаться с Михаилом он объясняет тем, если вообще эти обрывки хаотичных мыслей можно было назвать объяснением чего-то самому себе, но все-таки - объяснением, что мог опоздать, если бы поехал на машине до разворота в этом медленно текущем потоке. Опаздывать, да еще в так сложившейся ситуации было бы просто… было бы просто… Он встал как вкопанный…
…Он встал как вкопанный. Обернулся. И пошел назад. Там, неподалеку от старух, торгующих мини-букетиками, и мальчишки-газетчика стояла женщина в пуховой шали на плечах. Той, маминой - или такой же - пуховой шали, которая так же, как тогда в детстве, обтягивала худые, острые плечи.
Женщина стояла прямо, сложив руки на груди, придерживая пушистый платок. Она ничего не продавала, у нее не было таблички с накарябанными словами. Седые волосы собраны в пучок, бледное лицо напряжено. Видно, она ждала, выискивая кого-то в толпе прохожих. Вот она устремилась к какому-то солидному мужчине, резко протянула руку, как будто выбросила ее перед собой. Мужчина от неожиданности отшатнулся, неловко зацепил ее портфелем и побежал дальше. Женщина просила подаяния. И не умела этого делать.
Степанков увидел, как женщина зажмурилась, потом открыла глаза, повернулась и пошла было вниз, на ходу вытирая слезы. Но пройдя несколько шагов, она остановилась, выпрямилась и решительно направилась на прежнее место.
Степанкову была видна ее прямая спина в пуховом платке. Бабки болтали о чем-то, мальчишка-газетчик атаковал прохожих.
Степанков застыл. Степанков не мог двинуться с места. Степанкову мучительно хотелось подойти к незнакомой женщине, зарыться лицом в мягкий пух, вдохнуть знакомый запах и сказать: «Мама…». Он чувствовал этот запах отсюда, издали. Он почувствовал бы его за тысячу метров среди многотысячной толпы. Шаль непременно должна была пахнуть «Красной Москвой».
Он подошел к женщине, взял ее за локоть. Она испуганно отпрянула. «В чем дело?» - недоуменно произнесла она. Голос ее был хрипловатым, как у человека, который долго молчал. В глазах с покрасневшими веками читался испуг. Она старалась говорить спокойно.
– Можно с вами поговорить?
– Я вас слушаю…
– Здесь неудобно, пойдемте наверх.
Женщина послушно пошла к выходу. На Тверской они вошли в первое попавшееся кафе. В маленьком чистом зальчике у единственного окна, выходившего на улицу, был свободен столик. Здесь они и присели.
Через дорогу, сквозь моросящий дождь и бензиновый туман Степанков увидел освещенные окна «Пирамиды». Там, наверное, тоже у окна сидел тот, к которому он так спешил на встречу еще десять минут назад. Володя оглянулся в поисках официанта. За баром у кассы стояли девушки в красно-желтой форме. Официантов не полагалось.
– Давайте знакомиться? - Володя внимательно посмотрел на женщину.
Она продолжала кутаться в шаль и, словно выглядывая из пушистого кокона, с интересом осматривалась. Сквозь бледность худого скуластого лица проступил румянец. Наконец она внимательно, но с усмешкой взглянула на своего визави.
– Возраст дает колоссальные преимущества, молодой человек. В молодости я бы себя чувствовала по-дурацки. Прикидывала бы, что вам надо. А теперь я заинтригована, но спокойна. Со старухи взять нечего. Меня зовут Зоя Павловна.
– А меня Владимир Иванович Степанков. Простите, как вы уже догадались, я видел, как вы пытались просить милостыню. Ясно, это не ваше основное занятие. Понимаю, это не повод для знакомства, но если вы не против, расскажите, в чем дело? Только, секундочку, - здесь, я вижу, самообслуживание. Что принести?
– Чай с сахаром и пирожок с яблоками, - женщина чуть улыбнулась, - это их фирменное: наш ответ Макдональдсу.
Степанков направился к стойке, и женщина посмотрела ему вслед. Симпатичный, ладный, по-холостяцки ухоженный - все новое, дорогое. Как у ее сына Арсения. Густые светлые волосы, нездешний загар, веселые карие глаза. Теперь она успела рассмотреть его.
Молодой человек вернулся с подносом, поставил стаканчики с чаем и тарелочку с пирожками.
– Знаете, Володя, - можно я вас так буду называть, - раз вам любопытно, значит, это вам нужно. Я расскажу. Действительно, я просила подаяния. И, действительно, делала это впервые. История простая, житейская.
– Ну нет, - подумал Володя, глядя на ее вздрагивающие пальцы, мнущие пластмассовый стаканчик, - не все так просто, как это хотелось показать собеседнице спокойным тоном рассказа.
– Дело в том, - продолжала между тем Зоя Павловна, - что у меня есть внучка. Девочка совершенно особенная. У нее через две недели день рождения.
– И что? - удивился Володя.