Шалаш в Эдеме

Мне нужен был тумблер с буквой «Ч», но такого на этом пульте не было. Да и какой цвет начинается на букву «Ч»? Черепаховый, что ли? Нет такого цвета…

И тут меня осенило.

Есть цвет на букву «Ч» – черный! Так же, как на букву «Б» – белый. Но если белый свет в палитре осветителя, конечно, есть, и используется он чаще других, то черного нет и быть не может. Трудно представить себе прожектор, заливающий сцену… темнотой!

Так что же тогда мне делать с последним словом ключевой фразы, с этой злополучной чайкой?

Я еще раз, без всякой надежды на успех, оглядела пульт осветителя.

Конечно, нигде не встретилось нужной мне буквы. Чудес на свете не бывает.

И тут мне на глаза попалась крупная красная клавиша, которая была подписана четырьмя буквами – «Выкл».

Понятно, это тумблер общего выключения, который гасит всю стойку осветителя… после чего сцена погружается в темноту. В темноту? Так, значит, это и есть тот самый «черный» прожектор!

Я секунду помедлила и наконец нажала на красную клавишу.

И тут же на меня обрушился непроглядный мрак. Тьма поглотила и будку осветителя, и сцену внизу. Я не видела своих собственных рук.

– Эй, вы что там – с ума посходили?! – донесся снизу, оттуда, где монтировали декорации, возмущенный голос. – Включите свет сию секунду!

– Сейчас, – отозвалась я. – У нас КЗ…

– Поувольнять вас всех к чертовой матери!.. – невидимый человек продолжал ругаться, но я его не слушала: я прислушивалась к странному звуку, который раздавался в темноте совсем рядом со мной. Это был негромкий скрип, словно кто-то выдвигал ящик из старого скрипучего комода.

Я зашарила перед собой руками и случайно нажала на какую-то кнопку. Передо мной зажглась настольная лампа, осветившая пульт и рассеявшая тьму в будке осветителей. Я взволнованно уставилась в ту сторону, откуда слышала скрип.

Из стены справа от пульта действительно выдвинулся потайной ящик.

Вот оно! Я ничего не перепутала, все сделала правильно и нашла тайник братьев Варшавских!

Я вскочила со своего места и заглянула в тайник.

Там лежала потемневшая от времени деревяшка, прозрачный полиэтиленовый пакетик с двумя какими-то тяжелыми кругляшами и листок фотобумаги.

Я выложила свои находки на пульт, под яркий свет лампы, и на всякий случай тщательно обшарила опустошенный ящик. Больше в нем ничего не было.

– Эй, вы, осветители хреновы, вы наконец свет включите когда-нибудь? – донесся снизу разъяренный голос. – Или мы щас к вам поднимемся и наизнанку всех вас вывернем!

Я усовестилась и включила красную клавишу.

Театр осветился ровным ярким светом, а я приступила к изучению своих находок.

Первым делом я осмотрела темную деревяшку. Это был кусок старого, источенного червями дерева, к которому была привинчена пластинка из позеленевшего металла. Вглядевшись в пластинку, я разглядела три буквы, смутно проступающие на ее поверхности, – «Веп».

Все ясно, это тот самый кусок от штурвала корабля «Вепрь», найденный одним из водолазов с «Олеси»! Неопровержимое доказательство того, что затонувший корабль действительно существует и покоится он на дне Финского залива неподалеку от поселка Лебяжье…

Отложив деревяшку в сторону, я вытряхнула из пакетика два кругляша.

Они оказались неожиданно тяжелыми для своих небольших размеров. Поверхность их была покрыта каким-то неровным буроватым налетом, словно коростой. Но в одном месте эта короста была аккуратно отчищена, и я увидела проглядывающую под ней гладкую темно-желтую поверхность.

Неужели это монеты? Золотые монеты петровского времени, которые перевозил злополучный «Вепрь»?!

Я поднесла одну из монет к самому свету. Бурый налет на ней скрыл рисунок на аверсе монеты, но в ярком свете лампы можно было с трудом разглядеть проступающий сквозь патину мужской профиль. Должно быть, это профиль государя императора Петра Алексеевича…

Руки у меня слегка задрожали.

Похоже на то, что я нахожусь на пороге замечательной находки, больше того – держу в руках ключ к ней!

Нехотя отложив в сторону монеты, я приступила к последнему найденному в тайнике предмету.

Это, как я уже сказала, был листок фотобумаги. Точнее – фотокопия какого-то документа.

Документ был старинный, судя по непривычному написанию букв и словам, давно вышедшим из употребления.

Я попыталась разобрать текст, продираясь сквозь все эти яти и фиты, которыми он был густо оснащен.

Разобрала я примерно следующее: