Да, такое было время, и Шаляпин отдал ему дань. Художественная интеллигенция в ту пору явственно расслоилась. Далеко не все проявляли себя так, как Шаляпин и другие, как руководители Московского Художественного театра, поставившие свои подписи под рядом общественно значимых документов той поры, как актеры ряда частных антреприз столицы. Были настроения противоположные, в частности у большинства артистов казенной сцены и театра Суворина. Были настроения непреходящей общественной инертности: мы — артисты, наше дело играть на сцене…
Имя Шаляпина было настолько на виду в то время, что каждое его выступление приковывало к себе внимание, становилось широко известным, подвергалось пристрастному, подчас ожесточенному обсуждению. Ни в чей адрес не возникало таких ожесточенных нападок реакционной и бульварной прессы. Таков был его удел. Каждый его шаг освещался на страницах газет и журналов. Все подносилось как «сенсация». И всегда напоминалось, что он — друг Горького!
Следует при этом иметь в виду, что в те годы Шаляпин был одним из немногих артистов оперных казенных театров, которые в какой-то степени примкнули к широкому движению за переустройство норм государственной жизни в России. В труппе Большого и Мариинского театров, у администрации казенной сцены он наталкивался на безразличное или чаще враждебное отношение к его деятельности, к его «Дубинушке», ставшей как бы символом связи певца с общенародным движением.
Он чувствовал себя одиноким. Если уже раньше можно было заметить, что он дружески никак не связан с оперными артистами, с которыми ему доводилось работать, то сейчас это чувство отгороженности еще более обострилось. Его неслыханные, по сравнению с окладами других, даже известных артистов, гонорары восстанавливали артистическую массу против него. Он это чувствовал, хотя, видимо, не понимал, что своим отношением к товарищам по сцене он еще больше вооружает их против себя. Он платил им враждебной самоизолированностью человека, находящегося на положении особом, исключительном.
Характерная мелочь. Кончая в ноябре 1906 года свои спектакли в Москве и уезжая в Петербург, Шаляпин оставил на стене московской сценической уборной стихи, сочиненные им. Я привожу их не для того, чтобы показать, что Шаляпин пробовал себя и в поэзии (а это было так!), но лишь для того, чтобы показать отношение артиста к той среде, в которой он работал.
Певец знал, что стихи прочтут артисты Большого театра!
Так миновало два величественных года.
Было и еще что-то, оставившее немалый след в жизни артиста. В 1905 году у него родилась двойня — сын Федор и дочь Татьяна. Теперь у него было пять человек детей. Огромная семья!
И еще одно.
В 1906 году, незадолго до своей смерти, Владимир Васильевич Стасов в письме к родным сообщал, что в гостях у него был Шаляпин, со своей «новой пассией» — Марией Валентиновной. У Шаляпина образовалась вторая семья…
Как всегда бывает в таких случаях, невозможно ни объяснить, почему это произошло, ни пытаться догадками осветить происшедшее. Перед Шаляпиным, у которого была крепкая семья, встали неизбежно трудные, не поддающиеся радикальному разрешению вопросы. Он горячо любил своих детей, был трогательным, заботливым отцом. Его с Иолой Игнатьевной связывали годы счастливого брака. Теперь весь уклад их жизни поломался. Со стороны разобраться в этом немыслимо. Да и нужно ли?
Как же он поступил? Не порывая с первой семьей, оставаясь все таким же заботливым, чадолюбивым отцом, он создал вторую — «незаконную» — семью, которая обосновалась в Петербурге. А сам он, как известно, жил поочередно в двух городах. Жил, как принято говорить, на два дома. Внешне ничто не было порушено. А по сути произошло коренное изменение жизни.
Он не таил своей новой связи, появился с Марией Валентиновной в доме Стасова, познакомил с нею и своего друга Горького. Для всех, знавших его в Петербурге, не было секретом, что у него вторая семья. Немка по происхождению, урожденная Элухен, по первому мужу носившая фамилию Петцольд, Мария Валентиновна имела сына Эдуарда и дочь Стеллу. Теперь Шаляпин заменил им родного отца.