Шаляпин

Этого убеждения не было у тогдашнего режиссерского управления Мариинского театра, да оно к этому и относилось вполне безразлично; не было его и не могло быть у самого Шаляпина. Спросите его, почему он теперь не поет Руслана? Ведь уж, кажется, много воды утекло с тех пор, и вокальное искусство его достигло такого совершенства, что никакая партия, раз она ему от природы по голосу или легко может быть транспонирована для его голоса, ему не страшна… А вот водите же. Несмотря на всю свою славу, всю, казалось бы, понятную, самоуверенность, все бесконечное умение и великий талант, Шаляпин до сих пор… не уверен в партии Руслана. Долго штудировал он ее с помощью такого превосходного музыканта, как московский композитор А. Н. Корещенко, и все же отложил в сторону, ибо в ней заключены такие тайны, такие музыкальные тонкости, что уважающий себя и требовательный к себе художник должен или овладеть ими в совершенстве, или вовсе оставить партию в покое.

Если дело с Русланом обстоит так сейчас, то легко себе представить, что же было тогда, да еще при том условии, что Шаляпин не вполне оправился от болезни. Получился решительный неуспех, который, при отсутствии дружеской поддержки, должен был болезненно, трагически отозваться на необыкновенно чуткой и восприимчивой натуре Шаляпина. Нужно знать хоть немного присущую ему впечатлительность, чтобы понять, что должно было происходить в душе артиста еще во время хода спектакля, когда неуспех определился вполне, какую мучительную ночь он должен был провести после спектакля, он, который даже теперь, находясь на вершине славы, долго не может заснуть после выступления перед публикой, настолько оно нервирует и встряхивает душу.

Так протекали дни, скучно, серо, однообразно, иногда принося глубокие огорчения, из которых ни одно не прошло даром, не оказав влияния на развитие характера молодого артиста, и уже подходил к концу первый сезон пребывания Шаляпина на Мариинской сцене.

И вдруг… как сейчас, вспоминается большая победа, неожиданно одержанная Шаляпиным, и когда же? На самом последнем спектакле, данном для закрытия сезона, когда и дирекции, и публике было решительно все равно, кто бы ни пел. Чрезвычайно любопытно отметить, что победа эта досталась Шаляпину совершенно случайно. На этот последний спектакль назначена была “Русалка”. Шла она в описываемую пору неоднократно, но о том, чтобы петь в ней Шаляпину, и речи не подымалось. Между тем, известно было, что Шаляпин отлично знает партию, так как не раз пел ее еще в Тифлисе, и всегда с неизменным успехом; не составляло секрета и то, что артист с удовольствием исполнил бы роль Мельника на Мариинской сцене И все-таки дело с этим не клеилось, и на афишу заключительного спектакля поставлен был Корякин. Человек прекрасной души, чуждый профессиональной зависти, Корякин вообще очень хорошо относился к Шаляпину. Узнав, что Шаляпину очень хочется спеть Мельника, а между тем вот уже последний спектакль, он взял да и объявил: “В таком случае я заболею”. Так и сделал, сказался больным, и, так как дублера на эту роль у него не было, начальству пришлось, скрепя сердце, передать ее Шаляпину, вероятно, размышляя про себя: “Сойдет и так, авось это ему подойдет. А не подойдет, если даже выйдет и вовсе плохо, так беда не велика, спектакль последний, в будущем сезоне “Русалку”, может быть, и совсем не придется повторять, а уже Шаляпину-то, во всяком случае, петь не дадим”.

И вот тут-то русский богатырь выкинул штуку. Нужно отметить, что и весь-то антураж “Русалки” был не из блестящих. Достаточно сказать, что князя пел Васильев 3-й, который тогда едва справлялся с остатками своего некогда хорошего голоса. Певшая Наташу г-жа Бзуль вообще никогда не могла похвастать художественностью исполнения. Тем не менее, и эти артисты, и остальные, участвовавшие в “Русалке” в тот достопамятный вечер, кажется, весили в глазах дирекции много больше, чем загадочный Шаляпин, не подходивший ни под какой шаблон. Надо было посмотреть, до чего их всех забил Шаляпин, каким орлом явился он в тот вечер! Это было тем более поразительно, что вышло как-то вовсе неожиданно. Едва только поднялся занавес, и Шаляпин запел: “Ох, то-то все вы, девки молодые”, как уже слушатели насторожились. Было что-то новое в самом звуке его великолепного голоса, который так свободно, легко, полно, разливался по громадному зрительному залу. Успех был обеспечен уже после первого акта. А что пошло дальше…

Что за мельник? Говорят тебе:

Я - ворон, а не мельник…