Театръ реветъ. Машутъ платками, афишами.
Кричатъ:
– Скіаляпино! Браво, Скіаляпино! Гдѣ же клака?
Когда Шаляпинъ въ прологѣ развернулъ мантію и остался съ голыми плечами и руками, одинъ изъ итальянцевъ-мефистофелей громко замѣтилъ въ партерѣ:
– Пускай русскій идетъ въ баню.
Но на него такъ шикнули, что онъ моментально смолкъ.
Съ итальянской публикой не шутятъ.
– Что же «король клаки»? Что же его банда джентльменовъ въ желтыхъ перчаткахъ? – спросилъ я у одного изъ знакомыхъ артистовъ.
Онъ отвѣтилъ радостно:
– Что жъ они? Себѣ враги, что ли? Публика разорветъ, если послѣ такого пѣнія, такой игры кто-нибудь свистнетъ!
Это говорила публика, сама публика, и ложь, и клевета, и злоба не смѣли поднять своего голоса, когда говорила правда, когда говорилъ художественный вкусъ народа-музыканта.
Всѣ постороннія соображенія были откинуты въ сторону.
Все побѣждено, все сломано.
Въ театрѣ гремѣла свои радостные, свои торжествующіе аккорды правда.
Пытки начались.
Прошло полчаса съ начала спектакля.
Арриго Бойто, какъ на операціонномъ столѣ, лежалъ у себя на кровати.
Звонокъ.
– Изъ театра.
– Что?
– Колоссальный успѣхъ пролога.
Каждый полчаса посланный:
– Fischio[7] повторяютъ!
– Скіаляпино овація!
– Сцена въ саду – огромный успѣхъ!
– «Ecco il mondo[8]» – громъ аплодисментовъ!
Передъ послѣднимъ актомъ влетѣлъ одинъ изъ директоровъ театра:
– Фракъ для маэстро! Бѣлый галстукъ! Маэстро, вставайте! Публика васъ требуетъ! Вашъ «Мефистофель» имѣетъ безумный успѣхъ!
Онъ кинулся цѣловать блѣднаго, взволнованнаго, поднявшагося и сѣвшаго на постели Бойто.
Все забыто, маэстро! Все искуплено! Вы признаны! Публика созналась въ ошибкѣ. Все забыто! Забыто, не такъ ли? Идите къ вашей публикѣ. Она ваша. Она васъ ждетъ!
– А Мефистофель? – спрашиваетъ Бойто. – Это не такой, какихъ видѣли до сихъ поръ? Увидали, наконецъ, такого Мефистофеля, какой мнѣ былъ нуженъ? Это Гётевскій Мефистофель?
– Это Гётевскій. Такого Мефистофеля увидѣли въ первый разъ. Это кричатъ всѣ.
– Въ такомъ случаѣ я завтра пойду посмотрѣть въ закрытую ложу.
И Бойто повернулся къ стѣнѣ:
– А теперь, дружище, оставьте меня въ покоѣ. Я буду спать. Я отомщенъ.