Шальная любовь

У Яна захолонуло сердце. Мальца отрывают от родного дома, как так? Жизнь бывает каким-то злым палачом, рубит по-доброму, по-хорошему. Он пытался найти слова утешения, но на ум ничего не приходило. Он, как никто, понимал его горе. Дотянувшись до головы паренька, неловко прижал её к себе, гладил по чёрной шапке, молча ждал, когда стихнут рыданья.

– А пойдём с горя пирожных наедимся, что ли?

Мальчишка шмыгнул носом, поднял на Яна глаза, полные слёз, кивнул. Они двинулись к вокзальному буфету, провожаемые взглядами спешащих навстречу людей. Действительно, странная парочка, инвалид, серьёзный и строгий, и заплаканный мальчик, что связывает их вместе? Несчастье? Оно точно может объединить.

Горячий чай, пироги и эклеры, покрытые блестящим шоколадом, немного примирили Данилку с действительностью. Он оживился ещё больше, когда Ян достал из кармана вырезанного из дерева кенгурёнка.

– Вот, завалялся в кармане, – смущённо сказал он и протянул красивую гладкую фигурку мальчику. – Сам вырезал. Нравится?

Тот кивнул, улыбнулся.

На самом деле, эта фигурка кенгуру, получившаяся на удивление точной, ждала именно его, Данилку, Ян вырезал её для мальчика, надеясь его ещё увидеть и немного порадовать этой безделушкой.

– А знаешь, я сам в детдоме много времени провёл, – Ян задумчиво взглянул на паренька. – И мне даже нравилось там. Друзей заведёшь. Секции всякие можно посещать, кружки…

А что ещё? Других доводов, почему жизнь в детском доме может понравиться Данилке, придумать не получалось. Мальчик с надеждой взглянул на него. «А не врёшь?» – читалось во взгляде.

– А я тебя навещу, обещаю. Как твоя фамилия? И адрес скажи. К отцу твоему наведаюсь, узнать, где ты.

– Данила Озеров. Живу тут недалеко, на Новой Басманной, восемь. Жил… – он опять собрался заплакать, маленький, обиженный жизнью человечек, ещё не умеющий быть мужественным.

Ян смотрел на него, и сердце кровью обливалось. Дети не должны быть несчастными, ни минуты, ни секунды. Надо что-то делать, он в лепешку разобьется, но пацану поможет. Ещё не знает, как, надо думать. Эх, ему бы на ноги встать, он бы горы свернул. Да, так всё просто, и только страшная своей жестокой определённостью маленькая частица БЫ портит его жизнь. И обездвиженные, мёртвые, ненавистные ноги.

– Идём, провожу тебя, скоро стемнеет, – завернув в салфетку оставшиеся пироги, Ян протянул их мальчишке.

Они направились к выходу, два обиженных судьбой человека, ставшие ближе за последний час.

– Ну, бывай! И будь мужественным, – Ян протянул ему руку, он не мог смотреть, как задрожала у Данилки нижняя губа, только шепнул: – Беги! И помни, я приду…

И пусть накажет его бог, если он этого не сделает. А этому мальцу, боже, дай счастья. Ты сильный, что тебе стоит… Ян смотрел ему вслед, и, как ни сдерживался, горькая слеза всё-таки показалась на его щеке. И замерла, замерзая…

Глава 11

Аня решила проблему с мебелью быстро – просто перевезла её из своей квартиры. Не всю, самую необходимую, кухню, стол, кровать, шкаф. Повесила шторы, любимые, терракотового цвета, которые когда-то украшали её спальню. Девушка села на стул, рассматривая плоды своих трудов. Ей ещё многое нужно сделать, чтоб комната приобрела жилой вид.

Но куда-то исчезло вдохновение, с которым она начала заниматься Женькиным поручением под названием «обставить квартиру». Желание пропало, ей ничего не хотелось делать. И жить здесь не хотелось. Да и просто жить… Ох, Аня всё-таки произнесла про себя эти страшные слова, а ведь не собиралась, боялась осознать, сделать явью ту глубокую апатию, которая навалилась на неё после возвращения из Ташкента.

Женька… Он был так мил, устроил ей головокружительный сюрприз, а потом любил её, одновременно страстно и осторожно. Ей было рано заниматься любовью, но невозможно было удержаться, когда твоё глупое тело всё решает за тебя, не слушая доводов разума. Их близость была такой же, как всегда, и всё же немного другой. Только потом Анна поняла, что изменилось. Он жалел её! Да, жалел, как жалеют убогих, ущербных, неполноценных. А ей не надо жалости!

Она вскочила со стула, быстро подошла к окну. И тут безрадостная картина. Уже стемнело, наступил вечер, сизый, сумеречный, невесёлый. Серая метель стелилась по земле огромным грязным покрывалом, и ледяные снежинки будут жалить лицо острыми колючими иголками, едва она выйдет из дома.

Надо собраться, надо взять себя в руки, окунуться в работу, в конце-то концов. Жизнь продолжается, уговаривала она себя, но никак не могла уговорить.

В дверь зазвонили. Анна пошла открывать, шаркая ногами, ко всем её бедам ещё и живот ныл целый день. Застрелиться ей, что ли, чтоб не мучиться?

Женька, весёлый и холодный, с букетом роз быстро зашёл в прихожую. Она взяла букет в руки, поднесла к лицу. На цветах снежинки, ещё секунда и растают, распрощаются со своей маленькой жизнью. Вздохнула, у неё все мысли об одном…

– Анечка, грустишь? Или что-то случилось? – Женина улыбка исчезла, лицо стало озабоченным, серьёзным.

– Какая-то маета на душе, Жень, – слабо улыбнулась, вряд ли стоит расстраивать парня своей хандрой.