Шальная мельница (СИ)

Разворот, обреченно скользя спиной по дверному полотну, бесстыдно ревя, опустилась на пол.

Внезапно - где-то голос. Такой родной... и такой, почему-то, важный сердцу. Живо подрываюсь на ноги и стремглав мчу в заданном направлении. Едва не наскочила на него, сбив с ног.

Рассмеялся добродушно сей нелепости, любезно удерживая меня, помогая выровняться на своих двух.

- Я думала, что уже не увижу тебя.

Обмер, ошарашенный. Но еще миг - и, совладав с собой, - обернулся к своему товарищу. Кивнул головой.

- Я догоню.

- Хорошо, только сильно не задерживайся. А то... Командор... сам знаешь какой у нас брюзга.

Короткий кивок головы - и перевел на меня взгляд.

- Анна..., - несмело взял мои руки в свои. Крепко сжал. Взором уткнулся в наше сплетение. Смущенный шепот. - Моя дивная Анна... Берегите себя. И прошу... дождитесь меня, не сбегайте.

Робкий взгляд друг другу в глаза. Невольная дрожь, а на ресницах моих вновь заблестели слезы. Живо выдираюсь из его хватки и тотчас кидаюсь на шею. Нагло, бесцеремонно впиваюсь поцелуем прямиком ему в губы, ничего не боясь... и не стыдясь.

Обомлел, заледенел, словно статуя. Несмелое, невольно движение губ - и внезапно напор. Видно было по глазам, как тяжело ему дается это решение - но насильно отстраняет меня от себя. Едва заметно качает головой.

Шепчет:

- Я не могу, Анна... Вы же знаете... Я не могу. И не быть с Вами, и не остаться. Милая моя, дорогая Анна. Простите меня, если я Вас... чем-то ввел в заблуждение.

- Только... не говори, что ты ко мне ничего не чувствуешь?

Обмер, несмелое движение головой (качая), шевеление губ.

- Я и не говорю. И тем не менее... Прости меня, Анна... И мне жаль, что... Вы не можете меня понять.

- Я понимаю, - злобно рычу. - Я всё понимаю, но сейчас... Вы, ты... уходишь туда, ... откуда мало кто возвращается. Не сейчас, не в это время... Вы же - словно пушечное мясо, - жуткие картины из фильмов рисуются в моей голове.

Печально ухмыляется.

- А Вы думаете, настанет время, когда война станет менее беспощадна?

Обреченно опускаю голову. Предательски шмыгаю носом, проглатываю горячие, соленые потоки ужаса.

Вдруг движение - и обнял меня, притянул к себе, отчего уткнулась носом в его (парадную, белую) мантию. Практически не дышу...

- Генрих, ты мне нужен. Очень нужен.

- Моя Анна...

(немного помолчав; шумный вздох)

Я тоже буду... постоянно о Вас думать. Однако... нам большее никогда и не светит. Увы... Простите меня, моя дорогая. Я предупреждал, о много предупреждал,... а о главном - забыл. Это я Вас подвел. Я...

Жадно хватаюсь за его руки, еще сильнее прижимая к себе.

- Не уходи, молю. Генрих...

- Прощай, моя дорогая. Молись за меня - и я вернусь.

Силой отрывается от меня - не хватает мочи на сопротивление. Короткий поцелуй в лоб - и разворот, живо пошагал прочь, временами звеня доспехами, нервно сжимая рукоять меча.

... в душе так пусто становится, глухо,... словно уже его хороня.

Когда б хоть половину тех усилий,

Что отданы ведениям войны,

Мы делу просвещенья посвятили, -

Нам арсеналы были б не нужны.

И "воин" стало б ненавистным словом,

И тот народ, что вновь, презрев закон,

Разжег войну и пролил кровь другого,

Вновь, словно Каин, был бы заклеймен.

Лонгфелло Г.

Глава 10. Тьма и Свет

***

Там, куда заходит солнце,

У балтийских берегов,

Были крепости ливонцев -

...

За подъемными мостами

В замках прятались они,

Латы с черными крестами

Надевали в дни войны...

Наталья Кончаловская, "Наша древняя столица"

Жуткое время настало. Жуткое. Пугающее...

Раньше я думала, что (в том, еще далеком моем прошлом), что меня окружает безысходность, что... жизнь черства... и, во многом, для меня предрешена, закончена. Что счастья больше нечего ждать. Что я - обречена.

Как же я была глупа. Как заблуждалась.

Раньше я была атеисткой. Черствой, прагматичной. Единственный грех для меня был - это проявление слабости. Не знать толком ни как креститься, ни как молиться. Из "Отче наш" - только строку "Аминь" помнить...