Шалопаи

На месте яркого и гордого, венчавшего собой поселение красавца-терема вздымался, клубясь, столб едкого бурого дыма. Пробивая тяжёлые облака, терялся где-то в небесных высях.

Спиридонов пробудился, вгляделся.

– Видуха! – изрёк он. У пожарных свои представления о красоте. От души зевнул. – Судя по цвету, там ещё часа два к пепелищу не подойдешь! И на кой с утра пораньше погнали?

Подъехали вплотную. Даже остова не сохранилось, – весь второй этаж с весёлой маковкой провалился внутрь. Пожарные уже уехали, – торопились на новое загорание. Спасти здание не поспели. Лишь густо залили пепелище.

Зато вовремя сбили пламя с соседнего барака, правой, обугленной стеной примыкавшего к забору.

Фёдоров первым выпрыгнул на снег.

– Я займусь сбором оперативной информации, – деловито бросил он Клышу и, не дожидаясь согласия, зашагал к ближайшей избе. Следом, многозначительно выдвинув из папки уголок акта осмотра, нырнул на соседнюю улочку Спиридонов – в сопровождении участкового.

Клыш проводил всех завистливым взглядом. Подобное повторялось из раза в раз. Оперативники и госпожинспектора быстренько разбегались по домам, где в тепле и холе, зачастую – под самогоночку, вели неспешные опросы очевидцев, заполняли бланки. После отчитывались актами и справками о проделанной работе.

Следователю же от места происшествия спрятаться было некуда: пока не осмотришь, не опишешь, не изымешь обнаруженные вещественные доказательства, с пепелища не уйдёшь.

В сущности, время для осмотра оказалось и впрямь неудачным. Остатки терема ещё дымили. А значит, осмотреть его детально, не рискуя отравиться углекислотой, было невозможно. Скрупулёзный осмотр следовало бы отложить. Но где взять для этого время, если следом тебя ждало уже новое, свежее происшествие? К тому же при попытках повторного осмотра возгорания оно, как правило, оказывалось разорённым мародёрами. Потому осмотр производился наскоро, по схожей схеме. Понятые оставались за чертой пепелища. Следователи же, глотнув стылого воздуха и набросив на рот влажную тряпицу, забегали в огороженную зону; шарили в поисках места и причины возгорания. Слегка отогревшись, выскакивали на чистый воздух. Что-то наспех записывали. Потом всё повторялось. На выходе составлялся формальный протокол, который наскоро подписывали понятые, в задымлённую зону вовсе не заходившие.

Обычно этого хватало, поскольку едва не все причины пожаров были однотипны – неосторожное обращение с источниками огня. Но даже такой поверхностный, на скорую руку осмотр, не проходил для следователя безнаказанно. Через час – полтора голова начинала раскалываться. Подступали одышка, головокружение, тошнота.

Прежде чем начать осмотр, Клыш обошел пепелище по периметру.

На сердце было тяжело. Ещё и оттого, что хорошо помнил не только прежний, весёлый, цветов радуги терем, но и заботливо обихоженный участок. Ныне деревья стояли искалеченные. Лишь кое-где из стволов торчали почерневшие обрубки.

Лёд на пруду обильно присыпало сажей.

Начисто сгорела рабочая бытовка вместе с заготовленными для обработки чурками. Души, что умел разглядеть в них Колдун, умерли, не родившись.

Клыш вышел за ворота – оглядеть соседние здания. Возле пострадавшего барака суетились жильцы. Затаскивали внутрь скарб: баулы, сундуки, утварь, – то, что было вытащено или выброшено из окон в спешке ночью. Кто-то силился втиснуть в окно кожаное кресло, раза в полтора шире, чем само окно. На скамеечке у барака притоптывал в подшитых валеночках Боря Першуткин. Пожал руку Клышу:

– Среди ночи крикнули выносить самое ценное. Что успел, то и вынес.

У ног его, на коричневом снегу, стояли обтянутые шпагатом книжные стопки, в том числе журналы «Бурда моден». Европейский изыск начали выпускать в СССР.

Удивительно, но погорельцем Боря не выглядел. Напротив, пребывал в приподнятом настроении.

– Не знаешь, отчего загорелось? – спросил его Данька.

– Как не знать? Подожгли!

Клыш аж подскочил:

– Кто?!

– А кто угодно. Даже не сомневался, что этим кончится. С той минуты, как граф съехал, дом был обречён.

– С чего бы? – Данька удивился. – Для чего жечь пустой дом? В чём выгода?

– Умом Россию не понять, – Боря едко усмехнулся. – Выгоды нет. Зато удовольствие какое!.. Вся революция из зависти родилась и завистью всё вокруг пропитала. До сих пор в ней живём, как мухи в патоке…