Шалопаи

Всё это время Данька, забравшись в дальний угол, с томительным интересом наблюдал за поведением своих товарищей. Разочарование и жгучая обида владели им. Он, конечно, понимал, что решение предопределено, приказ об увольнении уже подготовлен, и нынешнее собрание всего лишь дань новым веяниям. Но всё-таки хотелось услышать слова в защиту, да просто добрые напутствия от тех, с кем многажды выезжал на места происшествия, на задержания, дежурил по району. Тех, кто не раз забегал к следователю Клышу за советом и помощью. Да просто – перехватить до зарплаты. Но самых близких ему в отделе уж не было. Остальные сидели или спиной, или вполоборота, убирая глаза так, чтоб не встретиться взглядом. «Боятся, чтоб осколками не посекло», – разозлился Клыш.

Данька поднялся. Захотелось выплеснуться. Как прежде, броситься в драку.

Это заметили в президиуме. Заплясал страх в глазах Окатова. Нервно принялся перебирать бумаги на столе замнач УВД.

Напрасно боялись. Другим стал за эти годы Даниил Клыш. Поубавилось порыва, добавилось выдержки. Лишь кривая усмешка молнией пробежала по шраму на щеке от уголка губы к брови.

– Всем спасибо, – произнёс он. Двинулся к двери.

– Спасибо-то за что? – произнёс одинокий голос.

– Что не приговорили к сожжению на костре, – объяснился Данька.

Он вышел.

Вечером позвонил дядя Слава.

– Когда возбудили дело? – спросил он.

– Ты уж знаешь, – не удивился Данька.

– Чего б я стоил.

Он разъединился.

Через несколько дней на область свалились два генерала. Прокурорский – начальник управления по надзору Генеральной прокуратуры СССР, и милицейский – заместитель начальника Инспекции по личному составу МВД Николай Викторович Гладышев.

Прокурорский, ознакомившись с материалами уголовного дела, в тот же день вместе с делом вернулся в Москву – для доклада. Задача Гладышева была более скрупулёзной: восстановить обстоятельства происшедшего. Потому приехал он на несколько дней. Разместили высокого руководителя в трехкомнатном люксе гостиницы «Берёзовая роща», где генерал и проводил собственное дознание: приглашал для разговора сотрудников, запрашивал материалы. Обеспечение генеральского быта было возложено, само собой, на Инспекцию по личному составу УВД. И именно – на бывшего оперуполномоченного уголовного розыска Зарельсового отдела, ныне – сотрудника инспекции СуперШуру.

Ближе к вечеру первого дня генералу была предложена экскурсия по городу, которую согласилась провести работница Управления культуры Любовь Повалий.

– Специально для Вас уговорили. Из лучших краеведов. Тончайший знаток местной архитектуры, – отрекомендовал её Шура.

Собранная и улыбчивая одновременно, привлекательная в легком плащике, туго подпоясанном пояском, в замшевых, в обтяжку, сапожках, в платочке, из-под которого выбивалась светлая чёлка, Любочка водила генерала по историческим местам – от Никитинской набережной через Казаковскую площадь к Путевому дворцу. Время от времени, будто спохватившись, спрашивала: – Не устали ещё?

– Да что Вы?! – орлом вскидывался Гладышев. – Оторваться не могу.

Он и впрямь не мог отвести глаз от чудной гидши.

– Смотрите. А то я запланировала ещё посещение филармонии. Там сегодня необыкновенная концертная программа. Рекомендую как бывшая пианистка. Правда, Вагнер с непривычки тяжеловат…

Восхищенный Гладышев заверил, что никого так не хочет услышать как Вагнера, которого он давненько…

Тут генерал поймал лукавый взгляд и смущенно поправился. – Никогда не слышал.

– Ну, слава богу! – отчего-то обрадовалась Повалий. – Вы первый, кто не соврал.

Они оба засмеялись: она – завлекательно, он – чуть сконфуженно. С этой минуты моложавый генерал настоял, что впредь она позволит называть себя Любочкой, а он для неё будет Николай.

После концерта Гладышев пригласил свою сопровождающую в отельный ресторан на ужин, а после ужина настоял подняться в свой номер – с роялем. Будет несправедливо, если в конце она ему не поиграет, – уверял он. – Всё-таки Вагнера он честно вытерпел, а значит, заслужил послушать саму Повалий. Поднялись с шампанским. Любочка села за рояль – в облегающем светлом платье – строгая и томная одновременно. На заказ исполняла романсы. А Гладышев, в одной рубашке, заказывал всё новые, подливал и, преодолевая сопротивление, целовал в локоток.

– Вы слишком близко, Николай! – смущалась исполнительница.

– На «ты», на «ты»! – поправлял распалившийся Гладышев.

Спохватились совсем к ночи.

– Вызовите такси, – попросила гостья.

– Я не могу позволить… Здесь несколько комнат. Любая ваша.

Он с силой притянул её к себе.

Любочка упёрлась локотками:

– Не надо, Коля! У меня ведь так давно не было.

Ночью, в постели, Гладышева словно прорвало. Рассказывал о себе: вдовец, взрослая дочь, живущая отдельно. Истомился в одиночестве, без близкой души.

– Бедный, бедный, – шептала Любочка.

Наутро, когда СуперШура прибыл за генералом – отвезти в Управление, он застал в незапертом номере Любочку, разливающую кофе, – в прозрачном белье.

– Ах! – сказала, заметив его, Любочка и убежала в спальню. Вышел генерал – в пижаме. Сел в кресло, в другое усадил Шуру.