Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

И направил машину в ту часть города, где располагалось съемное жилье. Наконец подъехал к большому белому дому с меблированными комнатами, с несколькими дверными звонками и почтовыми ящиками. В одном из окон фасада красовалась вывеска: СДАЕТСЯ КОМНАТА. Так что он припарковался и вылез из машины.

Окрестности неплохие, думал он, поднимаясь на крыльцо, где стояла коробка с пустыми бутылками из–под кока–колы. Нажал на верхнюю кнопку звонка. Вскоре дверь открылась, и перед ним появился субъект в брюках и майке, средних лет и чрезмерной полноты — его огромный живот свешивался поверх ремня.

— В чем дело? — спросил он, протирая пальцами глаза.

Брюс объяснил, что ему нужна комната. Мужчина в дверях сказал, что он не управляющий, а всего лишь один из жильцов, пожарный, который спит днем. Тем не менее он провел Брюса наверх по застеленному ковром лестничному пролету, мимо росшего в горшке каучуконоса, и показал ему свободную комнату. Та была недавно окрашена, и в ней пахло чистотой. В одном углу стоял диван, в другом — газовый циркуляционный обогреватель. На окнах висели и шторы, и тюлевые занавески. Пожарный стоял у входа, все еще протирая глаза.

— Здесь мило, — сказал Брюс.

— Можете располагаться здесь прямо сейчас, — сказал пожарный, поворачиваясь и начиная спускаться обратно. — Управляющий будет здесь сегодня вечером, тогда ему и заплатите. Насколько я помню, аренда составляет двадцать баксов, но лучше обсудите это с ним.

В машине у Брюса по–прежнему находилось немало вещей; там была его одежда, а это много значило. И при нем были его туалетные принадлежности, щетка для волос, крем после бритья, запонки и туфли. Он перенес чемодан в комнату и убрал свои вещи в ящики комода и в фанерный шкаф для одежды. Потом закрыл дверь, снял пиджак и улегся на односпальную кровать. На ней имелись простыни, одеяла и даже подушка. Все, что мне надо, подумал он, лежа на спине с руками по бокам. Есть придется вне дома, но я к этому привык.

Пробуду здесь несколько дней, подумал он. Пока не приду к какому–нибудь решению.

В бумажнике у него было двадцать или тридцать долларов, может, и больше. Он хотел было встать и посмотреть, но после непродолжительных дебатов с самим собой решил пока не беспокоиться. Там достаточно, решил он. Я со всем прекрасно управлюсь.

Комната казалась ему уютной и спокойной. По улице внизу проехали две или три машины. Он прислушивался к гулу их двигателей. Могло быть гораздо хуже, сказал он себе. Мне действительно не так уж сильно досталось. Черт, подумал он. При мне же мое здоровье и моя молодость; говорят, что если у тебя есть одно и другое, то тебе не о чем тревожиться. И я кое–чему научился. Из опыта всегда можно извлечь выгоду. А если я захочу, то могу вернуться и потребовать машинки, которые принадлежат мне. Но зачем беспокоиться? Пусть достаются ей. Если это так для нее важно. Пусть наживается на них, если хочет.

Он лежал, думая обо всем этом.

Глава 16

Лежа на кровати, он думал и о том дне, когда впервые ее увидел, новую молодую учительницу, стоявшую у доски. В съемной комнате он в полном одиночестве вспоминал тот важный день, случившийся много лет назад, когда вошел в класс и увидел новую учительницу, писавшую большими четкими буквами:

МИСС РУБЕН.

На мисс Рубен был голубой костюм, а не платье. Всем им казалось, что она принарядилась по какому–то случаю, чтобы пойти то ли в церковь, то ли в гости. Их поразил цвет ее волос, и они об этом перешептывались. Волосы были соломенно–желтыми, а не темно–серыми, как у миссис Джэффи. Никто из них никогда не видел учительницу с желтыми волосами; это были скорее волосы какой–нибудь девчонки, но уж никак не учительницы.

Когда она отвернулась от доски, они увидели, что она им улыбается, всему классу одновременно, а не кому–то в частности. Некоторые из них испугались этого и уселись на самые дальние места в классе. Ее лицо, веснушчатое и красноватое, было округлым, гладким и чрезвычайно подвижным. Глаза ее, по их мнению, тоже таили в себе угрозу: она, казалось, смотрела сразу на все в комнате. Ни на чем не сосредоточивалась. Некоторые из детей заметили, что к костюму у нее, в том месте, где пиджак сходится и застегивается, приколота гроздь белых цветов. Пуговицы на ее голубом костюме тоже были белыми, они обратили на это внимание.

Дали звонок.

Усевшись за стол миссис Джэффи, мисс Рубен сказала: «Так, дети. — Те немногие из них, что переговаривались, тут же замолчали. — Я буду вашей учительницей до конца полугодия. Миссис Джэффи не вернется. Она очень больна. А теперь я хочу провести перекличку. — На столе лежал журнал учета посещаемости миссис Джэффи. — Я знаю, что вы должны сидеть в алфавитном порядке, но вижу, что это не так. Никто из вас не сидит на своем месте».

Все мальчишки перебрались на одну сторону класса, оставив девчонок самих по себе. И никто не сидел в первом ряду. Вот как, значит, узнала о нарушении порядка мисс Рубен. Но им стало не по себе. Какая же она умная. Миссис Джэффи никогда бы ничего не заметила, но вот мисс Рубен увидела это с первого взгляда.