Шаман

– Здесь, в Петербурге, я прослужил какое-то время в Совете министра внутренних дел и, в общем-то, начал обо всей иркутской истории потихоньку забывать. Но осенью 1905-го года меня вызвал к себе Государь и поведал мне, что новый иркутский губернатор не справляется, и он не знает, что делать, как не попытаться уговорить меня вернуться туда в прежнюю должность губернатора. Я сказал, что готов, но только при условии, что поеду туда один, без семьи. Государь мне сказал, что с моей супругой переговорит лично. Так или иначе, я был повышен в чине с действительного статского советника до тайного советника и в феврале 1906-го года по распоряжению Государя вернулся в Иркутск заместить должность губернатора. Указ о назначении пришёл немедленно. Моя семья осталась в Петербурге – Государь переговорил с Анастасией Петровной.

В то время, в начале 1906-го года, в Иркутске стало потише. Жандармерия сильно придавила эсеровское подполье. Едва я на свою голову проговорился об этом в письме Анастасии Петровне, так она сразу бросилась ко мне вместе с детьми. Я понимал, насколько её приезд в Иркутск опасен, но любовь ко мне жены и детей меня на какое-то время одухотворила, вынудила смириться с риском. Жандармерия нам приставила вооружённую конную охрану, на фоне которой страхи постепенно улетучились. Я продолжал служить, Анастасия Петровна занималась благотворительностью.

В августе 1906-го года, как вы все помните, эсеры взорвали дачу Столыпина здесь, в Петербурге, на Аптекарском острове. От рук этих бандитов погибли более двадцати человек и свыше тридцати были ранены, включая детей министра. Совершенным чудом, благодаря мужеству его адъютанта, вставшего на пути бандитов, героически погибшего, жертв не стало больше.

Вы понимаете, что испытал я, узнав об этом? Вы понимаете, что это за персонажи, эсеры? Я даже их людьми назвать не могу. У бандита, у которого остаётся хоть капля человеческого, никогда не поднимется рука на детей. Он может убить министра, губернатора, полицмейстера, по любым политическим мотивам, но он не сможет поднять руку на невинных людей, не имеющих к политике никакого отношения, тем более детей. У эсеров этой грани нет. Это животные в человеческом обличье. Ради своих политических целей они готовы убивать, калечить, насиловать всех подряд.

Поэтому, когда осенью 1907-го года мой друг ротмистр Гаврилов вновь предупредил меня о готовящемся убийстве моей семьи, я без колебаний из Иркутска уехал. Иркутскому охранному отделению удалось перехватить список лиц, кого эти негодяи планировали уничтожить в самое ближайшее время. И вверху списка стояли я и моя семья.

Гаврилов летом 1907-го года был ранен в результате нападения на себя двух эсеров. Те стреляли в него, он чудом скрылся, выжил. Но те не отступили от своих планов, и в убийственном списке он находился рядом со мной. Мы уехали из Иркутска вместе, в ноябре 1907-го года, семьями. Государь уже дал Гаврилову должность в Санкт-Петербуржском губернском жандармском управлении, а я своей должности до сих пор жду. Надеюсь, в скором времени Государь меня куда-нибудь пристроит. Пока он мне выплачивает губернаторское жалованье, приказывает сидеть дома, отдыхать, набираться сил. Обещает обо мне не забыть.

Вот такая история, господа. Как я вам говорил, никакого отношения к «делу о СЛТ» она не имеет.

– Ещё как имеет, Ваше превосходительство, – тихо сказал Кошко. – Моему сотруднику, Суворову Петру Васильевичу, предстоит в одиночку произвести в Иркутской губернии сложнейшее расследование. Ваши сведения по террористической обстановке нам помогут к такому расследованию более тщательно подготовиться. Так что не думайте, что вы рассказали нам всю эту страшную историю впустую. Мы искренне благодарны вашему мужеству обо всех этих обстоятельствах нам сообщить.

– У вас ко мне ещё есть вопросы? – спросил Моллериус.

– Думаю, что нет. Хотя с вами, благородным человеком, мы бы с удовольствием ещё пару часов побеседовали. Но, к сожалению, мы не имеем права вас в таком сложном душевном состоянии задерживать.

Моллериус грустно улыбнулся:

– Недаром о вас, Аркадий Францевич, по городу ходят слухи, что вы сыщик крутого нрава. Умеете вы из души вытянуть интересующие вас сведения.

Кошко засмущался, начал откашливаться. Он уже был спокоен, с нормальным цветом лица.

– А вы, я так понимаю, – Моллериус обратился к Петру, – его преемник. Если бы у нас вся полиция действовала так же настойчиво, как вы, о террористах и бандитах мы бы уже и не помнили. Только такие как вы способны спасти нашу родину от кровавой революции, которая обманутому народу ничего кроме страданий принести не сможет.

Вам, Пётр Васильевич, я вот что на прощание посоветую.